О библиотеке : Тематический каталог : Именной каталог : Хронология : Церковь : Форум


Библиотека "СЛАВЯНСКОЕ ЛЮТЕРАНСТВО"


О библиотеке

Тематический каталог

Именной каталог

Хронология

Церковь

Форум

Пишите нам:
info@skatarina.ru



Зигберт В. Бекер

«Немудрое Божие»
Место разума в богословии Мартина Лютера

Со смертью Мартина Лютера 18 февраля 1546 года казалось, что выдвинутые им идеи антирационализма умерли вместе с ним. Над Лютеранской церковью сгустилось облако рационализма, иногда называемое «болезнью Меланхтона». Все полагали, что после кончины Лютера бразды правления в Лютеранской церкви перейдут в руки Филиппа Меланхтона — близкого университетского друга Лютера и соратника в деле Реформации.

Однако Меланхтон был больше философом, чем богословом. Один из его современников, Мускулус, окрестил его «никчемным теологом с философским уклоном, прародителем всякой ереси». Бенте сказал о нем так: «По словам самого Лютера, Меланхтона всегда заводила в тупик собственная философия, то есть вместо того чтобы подчинить свой разум Слову Божию, он больше был склонен просеивать Слово через сито разума». Ради примирения с Римом Меланхтон согласился подписать Лейпцигский Интерим. Ради примирения с реформатами он согласился переписать Аугсбургское Вероисповедание. Еще в Марбурге последователи Цвингли признали Меланхтона за своего, поскольку в некоторых своих трудах он писал о Святом Причастии как о символе. До сего дня аббревиатура U.A.C. (Неизмененное Аугсбургское Вероисповедание) на штампах многих лютеранских общин — это негласный протест против рационализма Меланхтона.

Но, пожалуй, самый большой вред, нанесенный Меланхтоном Лютеранской церкви, заключался в том, что ради примирения с философией он отказался от принципа «sola gratia», учения о том, что только Бог Своею благодатью приводит человека к обращению. Он дал рационалистский ответ на вопрос относительно обращения (о котором Лютер сказал, что его невозможно объяснить вообще), а именно: «Почему одни спасаются, а другие — нет». По всем этим пунктам Меланхтон скомпрометировал себя как вождь лютеранского движения, и этот факт вскоре стал очевиден.

Вплоть до 1530 года Меланхтон прекрасно осознавал опасность, сопряженную с любыми попытками рационально объяснить учения Писания. В «Апологии Аугсбургского вероисповедания» он постоянно обращал внимание на ошибки схоластической философии. К примеру, говоря о праведности по делам Закона, проповедуемой Римской церковью, он спрашивал: «Если это — праведность христианина, то какова разница между философией и учением Христа?» В другом месте он писал:

«Человеческая мудрость взирает на Закон, стремясь к нему в оправдании. Соответственно, доктора-схоласты, великие и одаренные люди, также провозглашают это, как величайшее деяние Закона, и приписывают этому деянию оправдание. Введенные в заблуждение человеческой мудростью, они взирают не на открытое, а на сокрытое за покрывалом лицо Моисея — точно так, как это делают фарисеи, философы и мусульмане».

Однако после 1530 года Меланхтон стал постепенно отходить от лютеровской позиции. Сам Лютер предчувствовал надвигавшуюся угрозу. В одной из проповедей он сказал своим слушателям:

«До сих пор вы слышали чистое, истинное Слово Божие, теперь же бойтесь своих собственных мыслей и мудрости. Диавол раздует пламя разума и уведет вас от веры».

Уже в 1536 году, будучи сильно болен и ожидая близкой смерти, он сказал о Меланхтоне: «Филиппу я отдаю науки, философию и больше ничего. Но я буду вынужден отсечь голову также и философии».

Меланхтоновский рационализм жив и по сей день. Говоря о взаимоотношениях между верой и разумом, большинство лютеран придерживаются Лютеровских принципов лишь на словах, однако когда дело касается применения этих богословских принципов, огромные части церкви, называемые именем великого немецкого реформатора, должны быть переименованы из лютеранских в меланхтоновские. В последнее десятилетие XVI века были предприняты мощные попытки вернуть Церковь назад, к богословию Лютера. Одним из плодов этих усилий можно по праву считать Формулу Согласия, которая проникнута лютеровским духом. Пункт за пунктом она опровергает взгляды Меланхтона. В ней много предостережений против рационалистских трактовок. Великие лютеранские догматики конца XVI и начала XVII века остались также верны принципу sola Scriptura, при помощи которого следует отражать атаки разума.

Однако нашей целью не является детальное отслеживание истории антирационализма Лютера. Задача наша состоит в том, чтобы увидеть, как лютеранское богословие — там где оно действительно соответствует своему названию, до сих пор отражает атаки разума. Многие лютеране хорошо помнят те моменты, когда пастор, подготавливая их к конфирмации, увещевал и наставлял их не слушать голоса разума в вопросах христианских учений. Они также помнят, как родители говорили им, что в вопросах, освещенных Словом Божиим, мы должны не спрашивать, почему или как это возможно, но лишь уповать на чистое Слово, не задавая вопросов, как бы глупо это ни выглядело.

Лютеранское богословие всегда признавало тот факт, что разум имеет  определенное место и значение в жизни христианина. Вера — не антирациональный и уж тем более не экстрарациональный процесс, как утверждается теми, кто неверно понимают лютеранский взгляд на роль разума. Возможно, некоторые из них слишком напуганы призраком холодного интеллектуального подхода к истинам христианства и позволяют своим предрассудкам влиять на ход мысли. Вслед за Лютером Лютеранская церковь придерживается мнения, что вера в ее наивысшем выражении также проявляется интеллектуально. Даже те, кто не принадлежат к лютеранскому стану, бывают вынуждены признать, что такая точка зрения никак не противоречит Писанию. В Библии вера и знание постоянно отождествляются. Однако такое знание включает в себя нечто большее, чем просто восприятие идей интеллектом. С другой стороны, особенно теперь, в век мистического неодокетизма, нам следует признать, что вера действительно включает в себя чисто интеллектуальные и рациональные процессы. Лютеранские церкви в Америке красноречиво, без лишних слов свидетельствуют о своем признании роли разума широко разветвленной сетью начальных и средних школ, а также колледжей. Лютеране признают, что человек является существом разумным до своего обращения, и что после обращения он не перестает быть разумным, мыслящим существом.

«Формула Согласия» также свидетельствует в пользу данного подхода: «Бог, все же, имеет [воистину имеет] один modus agendi или путь созидания — в человеке, как в разумном творении, и другой путь созидания — в каком-то другом, неразумном творении, или же в камне и бревне» [1] .

Камень или бревно, как сказано в «Формуле», не могут знать или переживать того, что совершается над ними. То есть в ней признается, что обращение в христианскую веру есть процесс интеллектуальный, эмоциональный и волевой.

Несомненно, в церквах, где практически каждого ребенка в процессе подготовки к конфирмации просят запомнить наизусть лютеровское объяснение Первого артикула (Апостольского символа веры), в котором он говорит, что Создатель, помимо тела, души, ушей и глаз, членов и чувств, дал человеку разум, будет преобладать правильное понимание места и роли разума. Самые ортодоксальные догматики Лютеранской церкви признают, что разум выполняет важную и обязательную функцию в богословии. Они четко разграничивают применение разума как помощника, с одной стороны, и как судьи, с другой. Далее они указывают на различие между возрожденным и невозрожденным разумом, предостерегая нас о том, что мы не можем просто перечеркнуть разум. Один из величайших лютеранских догматических богословов Америки Франц Пипер указывал, что верное использование разума ограничивается применением его в качестве инструмента познания христианских истин. Эту функцию разума он называл служебной (системной, инструментальной) функцией. Д.Т. Мюллер придерживался той же позиции. Фактически, такое понимание является традиционным для лютеранского богословия.

Поэтому не удивительно, что мы находим в лютеранской литературе множество высоких слов, посвященных разуму. В 1897 году Ф. Бенте, выступая на конференции Западного округа Лютеранской церкви Синода Миссури (причем только в качестве вступления к продолжительной череде восхвалений рациональных способностей человека), сказал:

«Разум — поистине необыкновенное, прекрасное качество человека. Посредством разума человек осознает свои впечатления, переживания, эмоции и желания. Человек может самыми разнообразными способами обрабатывать данные, получаемые его органами чувств. Разум при этом начинает определять, разделять, складывать, приводить в порядок, или, выражаясь языком научным, устанавливать различия, комбинировать, абстрагировать, давать определение, классифицировать, теоретизировать и систематизировать то, что приходит к нему через органы чувств».

Такой подход присущ не только лютеранскому богословию. Исключая крайних мистиков, практически не существует христианского богословия, в котором бы отрицалась инструментальная функция разума. Но все же лютеранское богословие отличается от реформатского или римского в своем отношении к применению рациональных принципов в толковании Писания. Далее хотелось бы конкретно коснуться того, как антирационализм Лютера проявился в тех или иных аспектах христианского учения.

Если попросить лютеранина перечислить учения, в которых богословие его церкви отличается от позиции реформатов, одним из первых придет ему на ум учение об истинном присутствии Тела и Крови Христовых в Вечере Господней. Лейпциг, где Лютер дискутировал с Экком, и Вормс, где он окончательно объявил о независимости от власти Рима, несомненно, очень важны для каждого лютеранина, однако Марбург, где Лютер встретился с Цвингли и где написал на столе: «Сие есть Тело Моё» — также является важной вехой в развитии лютеранского богословия. Вальтер указал, что если бы Лютер сдал свои позиции в Марбурге, «то Церковь была бы отдана на растерзание рационализму».

Следует отметить, что большинство лютеран забыло о Марбурге. Очень многие полагают, будто Лютер допустил ошибку, не протянув Цвингли руку дружбы. Многие современные лютеране не веруют в учение об истинном присутствии. Герман Зассе из Эрлангена, один из лидеров консервативных лютеран Германии, перед Второй мировой войной, в 1938 году написал:

«Воистину ужасен тот факт, что современных пасторов и ученых богословов, придерживающихся старого лютеранского учения о Святом Причастии остается все меньше».

Из этого видно, сколь сложно сохранять истинно лютеранскую позицию. Несомненно, реформатское понимание Вечери Господней не представляет особого затруднения с точки зрения логики. Более того, оно специально приведено в соответствие с нею. Принцип Цвингли: «Конечное не может вместить в себя бесконечного», которого он придерживался в Марбурге, — сугубо рационален, это частное выражение закона непротиворечия. Кроме того, утверждение, что Бог не может открывать нам непостижимых вещей — также рациональный аргумент. Кальвин называл лютеранское учение об истинном присутствии «извращением и богохульным предрассудком». И хотя это может быть издержкой перевода — Ходж следующим образом цитировал Кальвина: «Причисление Христа к чисто земным элементам — есть иррациональный и богохульный предрассудок», однако Кальвин сказал об этом учении, что «оно противоречит всему разумному». Лютеранин, пытающийся отстаивать свое учение при помощи рациональных аргументов, доказывающий, что Ходж и Кальвин не правы с точки зрения разума, попадает в ловушку, из которой он сможет выбраться лишь ценой отказа от своей веры. При этом истинные лютеране, исповедующие исконную точку зрения Лютера и не испытывающие сомнений, в свою очередь, называют реформатов «глашатаями разума в данном вопросе». В то же время Энгельдер — проницательный лютеранский богослов — указал, что «Кальвин и его последователи прибегают к аргументам крайне несостоятельным и смехотворным, поскольку они просто искажают текст».

Лютеранскую позицию по этому вопросу можно назвать антирационалистической в нескольких отношениях. Прежде всего, веру в то, что Тело и Кровь Христовы могут объективно присутствовать в Таинстве, невозможно доказать эмпирически. Поскольку разуму свойственно выносить суждения только на основании данных, полученных через органы чувств, вполне очевидно, что в данном вопросе придти к выводам при помощи разума нельзя. С этой точки зрения гораздо более «разумно» отрицать истинное присутствие, поскольку негативные данные органов чувств, по крайней мере, согласуются с негативным выводом, хотя следует отметить, что аргумент, основанный на отсутствии сведений, всегда сопряжен с определенной опасностью. Лютер сказал бы, что именно благодаря тому, что мы не видим, не чувствуем, не воспринимаем на вкус и запах Тело и Кровь Христовы, возникает повод для упования, ибо вера есть уверенность в невидимом. Дабы укрепить нашу веру в невидимое, а именно — в прощение грехов, Спаситель предлагает нам то, что невидимо — Свои Тело и Кровь. Так мы приучаемся веровать в реальность того, что разум и чувства никак не воспринимают.

Во-вторых, лютеранское богословие можно назвать антирационалистическим в его учении о Святом Причастии, поскольку в нем отрицается, что Причастие является делом рук человеческих. Естественная религия, религия разума — есть религия дел. Человек всегда обязан что-то совершить, прежде чем он обретет благоволение Божие. В этом согласны все религии, не явленные свыше. Лютеранское богословие видит опасность такого законнического понимания (opinio legis) в реформатском и римском учениях о Святом Причастии. С лютеранской точки зрения в Таинстве Бог приходит к человеку. Совершаемое в этот момент человеком имеет относительно малое значение. Даже содержание его веры не может изменить сущности Причастия. Бог призывает нас. Бог дарует нам благие дары. Сверхъестественным и сверхрациональным образом Он дарует человеку Свои истинные Тело и Кровь. По милости Своей он дарует человеку через средства благодати все сокровища спасения. Реформатские богословы более склонны подчеркивать роль человека в богослужении. Они рассматривают Причастие в основном как поминальную трапезу, в ходе которой участники вспоминают  Христовы деяния, а также как исповедание своей веры, исповедание верности Спасителю. При том что все эти аспекты также присутствуют в лютеранском понимании Причастия, они не имеют первостепенного значения. Римские католики тоже полностью превратили Причастие в деяние человека, исповедуя учение о жертвоприношении мессы. Следует также отметить, что более умеренное реформатское учение о том, что наша вера поднимается на Небеса, где неким духовным образом причащается Телу и Крови Христа, отражает все ту же тенденцию — от человека к Богу. Тогда как реформатское и римское богословие стремятся превратить Причастие в канал, посредством которого человек достигает Бога, лютеранство рассматривает Причастие как путь, которым Бог приходит к человеку.

И наконец, лютеранское учение о Вечере Господней выходит за рамки рациональных категорий. В нем, вопреки Цвингли и схоластам, утверждается, что конечное способно вместить в себя бесконечное. Имея такую точку зрения, учение о Причастии не подчиняется закону непротиворечия, который сам по себе составляет основу человеческого мышления и общения, и без него в наших головах царили бы полнейший хаос и неразбериха. Ограниченность во времени и пространстве — естественное свойство человеческого тела. Но говорить, что эти плоть и кровь реально присутствуют в хлебе и вине — значит наделять Божественными свойствами то, что по сути своей, не является Божественным. Утверждение, что эти земные вещи, когда они освящены и распределены в соответствии с повелением Христовым, являются одновременно истинными Телом и Кровью Сына Божия — означает не что иное как еще одно соединение конечного с бесконечным. Реформатское богословие, подобно арианству, пытается решить эту проблему, удаляя из Причастия элемент бесконечного. Богословие Рима, подобно докетизму, избегает противоречия, устраняя из Причастия элемент конечного. И то и другое в своих действиях проявляют склонность к рационализму. Когда наш разум сталкивается с лютеранским учением, он должен признать, что в нем разрушаются сами основы человеческого мышления. Однако лютеранство просто утверждает, что мы должны довериться Слову Божию и не пытаться привести все это в соответствие с законом непротиворечия. Лютеране игнорируют протесты разума. Они утверждают, что если Иисус сказал: «Сие есть Тело Моё», нам следует просто веровать, что это Его Тело. Мы не должны, подобно реформатским богословам, пытаться объяснять, почему эти слова нельзя понимать буквально. Мы также не должны уподобляться римским богословам, стремящимся объяснить, почему эти слова можно понимать буквально. 

Лютеранство отлично осознает свой антирационализм в этом вопросе. И «Формула Согласия» снова и снова предупреждает нас об опасности привнесения рациональных рассуждений в это учение. В том же вероисповедании откровенно заявляется, что позиция реформатской церкви является «примиренческой и приведенной в соответствие с... требованиями разума». Авторы вероисповедания заявляют о своей решимости не отходить от лютеранской доктрины ни на шаг, вопреки любым «возражениям или противоречиям, обнаруженным человеческим разумом, сколь бы убедительными они ни казались с точки зрения разума».

Все евангельские христиане, и даже римские католики согласны в учении о нераздельности божественной и человеческой сущностей Личности Христа. Это исповедание в большей или меньшей степени всегда выходит за рамки рационального мышления и представляет для него неразрешимое противоречие. Учение о воплощении Сына Божия весь христианский мир вынужден признать «иррациональным». Если ничего не предпринять для того, чтобы разрешить его видимую непоследовательность, оно будет неизменно нарушать логику закона непротиворечия. Понять это нам поможет следующая схема:

Иисус Христос является Богом и Человеком
в одной неделимой Личности

Если Он Бог, то:

1.     Он дух (Иоан. 4:24). 

2.     Он всемогущ (Матф. 28:18). 

3.     Он всеведущ (Иоан. 21:17). 

4.     Небеса не вмещают Его (2 Пар. 6:18). 

5.     Он не дремлет и не спит (Пс. 120:4). 

6.     Он бессмертен (1 Тим. 6:16). 

7.     Он обитает в неприступном свете (1Тим. 6:16). Его невозможно увидеть (Исх. 33:20). 

8.     Ему принадлежит земля и все, что наполняет ее (Пс. 23:1). 

9.     Он — Творец всех вещей, чрез Него все начало быть (Иоан. 1:1-3). 

 10. Он вечен (Ис. 9:6). 11. Он равен Отцу (Иоан. 5:23). 12. Он — Царь царей, Господь господствующих (Откр. 19:16). 13. Он бесконечен. 

Если Он Человек, то:

1.     Имеет плоть и кровь (Лук. 24:39). 

2.     Может быть побежден врагами (Иоан. 19:11). 

3.     Может возрастать в премудрости (Лук. 2:52). 

4.     Он может поместиться в простые ясли (Лук. 2:12). 

5.     Он спал (Лук. 8:23). 

6.     Мог испустить дух (Марк. 15:37). 

7.     Его видели люди (Иоан. 1:14; 14:9). 

8.     Ему негде было голову приклонить (Лук. 9:58). 

9.     Был сотворен (Кол. 1:15) и родился от жены (Гал. 4:4). 

10.   Был рожден (Ис. 9:6). 

11.   Он меньше Своего Отца (Иоан. 14:28). 

12.   Он находился в повиновении у родителей (Лук. 2:51).

13.   Он конечен.

Этим списком парадокс, разумеется, не исчерпывается, однако очевидно, что разуму очень нелегко принять учение о личностном единении Христа, эту простую и элементарную истину христианства о том, что Иисус Христос является единой Личностью, содержащей в Себе Божественную и человеческую природу. Люди изобрели огромное множество уловок, с помощью которых они пытаются сделать это учение приемлемым. Однако там, где им это удается, на самом деле происходит лишь разрушение этого учения до основания. Подобно тому, как Богу потребовалось совершить чудо для того, чтобы осуществить личностное единение, — для сохранения в умах людей этой истины в ее первоначальном виде требуется не меньшее чудо благодати Божией. Мы никогда не избавимся от стремления разделять неделимое, ограничивать свойства либо одного, либо другого, как делал Цвингли в своем alloiosis [2] или отделять сущности от самой Личности. Если позволить этому стремлению развиваться, то оно ведет либо к арианству, полностью уничтожающему бесконечную природу Богочеловека, либо к докетизму, перечеркивающему  конечность Его природы. 

Лютеранство видит как в богословии реформатов, так и римских католиков стремление к разделению сущностей и самой Личности, к делению Богочеловека на две отдельные личности. В практике Римской церкви, к примеру, считается, что богослужение совершается во имя божественной природы Христа, однако при этом человеческой сущности Иисуса мы должны воздавать huperdulia, нечто вроде поклонения Деве Марии. Лютеранство рассматривает это как попытку разделить Личность Иисуса из Назарета на две отдельные части. Когда реформатская трактовка, в свою очередь, отрицает объективное присутствие в Вечере Господней Тела и Крови Христовых, лютеранство также усматривает в этом отказ рассматривать в неделимом единстве две сущности Богочеловека. Франц Пипер сказал о реформатских богословах:

«Они хотят придерживаться единства Божественной и человеческой сущностей Личности Спасителя, то есть учения о двойственной природе Христа. Но когда, несмотря на это желание, они отрицают единение Божественной и человеческой сущностей в Вечере, говоря лишь о символическом приобщении (в том, что касается обеих сущностей), мы видим пример явного противоречия во взглядах».

Доктор Пипер часто указывал на реформатскую трактовку Личности Христа как на «счастливую непоследовательность». То есть перед нами весьма странное явление: антирационалистический богослов уличает в иррационализме тех, кого обвинял в излишнем рационализме.

Утверждая, что Бог является Человеком, а Человек — Богом, что Бог умер и что Кровь Иисуса — это Кровь Бога, что Человек Христос всемогущ, и что Его физическое Тело обладает Божественным свойством вездесущности, — лютеранство тем самым ставит акцент на том, что это не просто образное выражение, не просто эпистемологический прием, а метафизическая реальность. Выступая в защиту истинного присутствия Христова в Причастии, лютеране защищают реальность единения двух сущностей Личности Христа. Не удивительно, что артикулы «О Святом Причастии» и «О Личности Христа» в «Формуле Согласия» были помещены один за другим. Защищая утверждение о том, что Мария — Богоматерь, лютеране, в отличие от римских католиков, не превозносят ее до Небес — они отрицают все иррациональные и беспочвенные выводы, которые Католическая церковь делает из этого утверждения. Лютеранское богословие отстаивает это утверждение, поскольку оно важно для доказательства учения о личностном единстве Христа.

Довольно интересную иллюстрацию различия между лютеранским и реформатским взглядами можно обнаружить в церковных гимнах. Исаак Ватс, реформатский поэт опубликовал в 1707 году в своих «Гимнах и духовных песнопениях» гимн «Увы! Истекает мой Спаситель кровью!»:

Сиянье солнца скрыл покров,

Померк весь блеск лучей,

Когда наш Бог, Творец миров,

Погиб за грех людей [3] .

Лютеранская церковь всегда оставляла это четверостишие без изменений, однако в протестантских сборниках третья строчка, как правило, бывает изменена на: «Когда Христос, Творец миров». Все лютеранские сборники гимнов, которые я просмотрел, содержали этот гимн, и только в двух из них эта строчка звучала по-новому. Причем оба эти сборника принадлежали Синоду Августана и бывшей Единой Лютеранской церкви, которые, слившись, образовали Лютеранскую церковь Америки, которая теперь считается самой либеральной американской лютеранской организацией. В большинство реформатских сборников этот гимн вовсе не был включен, а из тех немногих, в которых он все же сохранился, только сборники бывшей Реформатской церкви Германии и бывшей Евангелической церкви, находившихся под сильным влиянием лютеранства, содержали оригинальный текст. Сама по себе обновленная редакция не учит чему-то новому, однако в свете реформатского учения о личностном единстве это изменение весьма значимо. 

Самому лютеранству, даже его самой консервативной части, не всегда удавалось противостоять яростному натиску рационализма на это учение. Внося в 1930 году исправления в сборники гимнов, Синодальная конференция, в частности, изменила следующие строки:

Весь мир скорбит,

Сам Бог убит!

Теперь они стали звучать:

Весь мир скорбит,

Христос убит! [4]

Все это несмотря на то, что в немецком оригинале текст звучит:

O grosze Not!

Gott selbst ist tot!

Однако следует сказать, что в большинстве своем лютеранству удалось-таки выстоять в схватке с рационализмом и преуспеть в своей борьбе. Слава Господу!

Рассмотрев вопрос о Личности Христа, «Формула Согласия» в заключение говорит: 

«И мы увещеваем всех христиан — поскольку в Святых Писаниях Христос назван тайной, о которую разобьют себе головы все еретики — не впадать в самонадеянные и хитроумные измышления и расследования подобных тайн силой собственного разума, но, по примеру прославленных Апостолов, просто уверовать, закрыть глаза своего разума и пленить всякое помышление в послушание Христу (2 Кор.10:5), утешиться [и стремиться к самому восхитительному и верному утешению] и, таким образом, радоваться непрестанно тому факту, что наша плоть и кровь помещена столь высоко — одесную величия и всемогущества Божьего. Так мы наверняка обретем постоянное утешение в любом бедствии и надежно охраним себя от всякого пагубного заблуждения» [5] .

В лютеранском учении об обращении также присутствуют признаки антирационализма. Если лютеранство остается верным учению своего основоположника, написавшего De Servo Arbitrio (О рабстве воли), оно исповедует неспособность человеческой воли содействовать своему обращению. Оно безоговорочно принимает учение о полной греховности человека. Человек не просто «смертельно болен», он полностью мертв в духовном отношении. Один из величайших экзегетов в истории американского лютеранства, Георг Штокхардт, описывал естественное состояние человека следующим образом: 

«Когда Бог через Евангелие дарует человеку благодать и спасение, человек не только не обладает способностью с верой принять этот дар, но тщеславно и злобно противится Богу, пока его не возродит Святой Дух, пока Он не возьмет его под Свой контроль... и это непослушание, эта жгучая ненависть присущи человеку до тех пор, пока он не будет освящен, обращен и возрожден».

В лютеранских вероисповеданиях делается особый акцент на лживости учений, утверждающих, будто в человеке, в его природе до обращения присутствует достаточно духовных сил для того, чтобы «в определенной, хотя и очень слабой степени, совершить что-то в этом направлении [для своего обращения], помочь и содействовать этому» [6] . «Формула Согласия» говорит, что человек в его естественном состоянии настолько порочен и слеп, что «в духовных и божественных аспектах разум, сердце и воля невозрожденного человека совершенно неспособны своими собственными, естественными силами понять, уверовать, принять, осмыслить, пожелать, начать, осуществить, совершить, исполнить или содействовать чему-либо, но они совершенно мертвы для всего, что является благочестивым, и извращены так, что в природе человека — со времени грехопадения, до возрождения — не остается ни малейшего проблеска духовных сил, которыми он мог бы сам подготовить себя к благодати Божьей или принять предлагаемую благодать. И также он не способен на это для себя и сам по себе, равно как не может применить или приспособить себя к этому, или же своими собственными силами, сам по себе, помочь, совершить, содеять или хоть чем-то стимулировать свое обращение — ни полностью, ни наполовину, ни хоть каким-нибудь малейшим и совершенно несущественным образом» [7] .

Трудно представить себе более четкое и убедительное изложение учения о полной греховности человека. Как утверждает Формула, этот взгляд существует вопреки гордыне разума и философии. В этой связи В.Х. Венте написал:

«Это учение всегда было и останется камнем преткновения для человеческого разума. История человеческой мысли, философия и история христианских учений изобилуют примерами философов и учителей Церкви, стремившихся объяснить это присущее естественному человеку свойство как-то иначе».

Лютеранская церковь настаивает, что все человечество находится в таком греховном состоянии. Все мы в равной степени немощны. Лютеранские вероисповедания опровергают точку зрения, будто в самих людях присутствуют какие-то существенные различия, которыми объясняется спасение одних и погибель других. К примеру, «Формула Согласия» специально предупреждает нас об опасности мнения, якобы некоторые люди еще до обращения проявляли желание быть спасенными, в то время как другие — нет. Все мы в равной степени противимся всякой попытке обращения нас к вере во Христа. С другой стороны, следует отметить, что нельзя говорить, будто человека заставляют обратиться к Богу подобно тому, как преступника силой ведут на виселицу. Обращение есть деяние Божие, которым Он производит изменение воли человека. Желание человека обрести спасение во Христе является не условием спасения, а прямым следствием деяния Божия по обращению человека.

Все лютеране, по крайней мере все лютеранские богословы, подписавшие основные лютеранские Вероисповедания, самим этим актом отвергают утверждение Меланхтона о facultas applicandi se ad gratiam (способности быть восприимчивым к благодати Божией). Иными словами, любой лютеранский пастор, проповедующий, будто в человеке присутствует стремление или даже только способность стремиться к Богу прежде обращения, делает себя виновным в лжесвидетельстве. Истинное лютеранство отказывает человеку даже в facultas non resistendi (способности не сопротивляться благодати) и отрицает, что прежде обращения кто-то может оказывать меньшее сопротивление Богу, чем остальные. Потому не существует никакого различия в природном духовном состоянии людей. Здесь лютеране согласны с Кальвином, — но поскольку человеческий разум не видит, как можно исповедовать эту точку зрения вне учения об ограниченном искуплении или «неотразимой» благодати, все истинные лютеране, неизменно придерживающиеся лютеранских Вероисповеданий, часто подвергаются со стороны лютеранских отступников обвинению в кальвинизме.

С другой стороны, все лютеране, придерживающиеся своих исповеданий, как один отстаивают универсальность благодати Божией. Лютеранство утверждает, что Бог искренне желает спасения всех. В Вероисповеданиях сказано, что Бог не желает ничьей погибели, но стремится, чтобы все люди обратились и обрели жизнь вечную. Универсальность благодати Божией — аксиома, звучащая из уст каждого истинного лютеранина, практически каждого, кто называется этим именем. Это учение чрезвычайно редко, а может быть, и вовсе никогда не становилось предметом споров внутри Лютеранской церкви. Некоторые лютеране вывели из него логически вполне оправданную, но никак не подкрепленную Писанием доктрину всеобщего спасения. Однако само это учение принимается лютеранами столь безоговорочно, что практически невозможно встретить человека, называющего себя лютеранином и не исповедующего учение об универсальности благодати, примирения и искупления. Почему-то некоторые лютеране не могут принять учение о всеобщем оправдании. Но поскольку Библия приравнивает примирение и невменение греха (2 Кор. 5:19), причины такого неприятия довольно сложно понять. По существу, в этом учении лютеранству больше беспокойств доставляло арминианство, чем кальвинизм.

Учение о том, что Бог желает спасения всех, ставит нас перед рациональным затруднением. Ведь если Бог всемогущ и делает все сообразно Своему изволению, существует только два рациональных решения этой дилеммы: либо все люди спасутся, либо нам следует видоизменить одно из двух утверждений. Разум говорит, что либо Бог не всемогущ, либо, если Он действительно Царь Вселенной, Он не должен в полном смысле слова желать спасения всех людей, ведь иначе так бы все и произошло.

Универсализм [8] отвергается лютеранами так же, как и всем остальным евангельским христианским сообществом. Но при этом лютеранство наиболее яростно восстает против любой попытки установить различие между «особой благодатью» и «всеобщей благодатью», между «действенной благодатью» и «недейственной благодатью». Потому Теодор Хойер сказал: «Это не удовлетворяет ни разум, ни тех, кто предпочитает его Писанию».

Проблему, с которой сталкивается лютеранская теология, можно наглядно изобразить с виде следующих схем. Цифры на стрелках представляют действующие силы, но они не имеют конкретного значения и только указывают на соотношение.

Воля Божия, производящая в человеке стремление к обращению. 

Воля человеческая, сопротивляющаяся обращению.

Кальвинизм

А II0 I00 А

Б 90 I00 Б

А — спасаемые, Б — погибающие, и совсем нетрудно увидеть, почему это так. Разница в воле Божией.

Арминианство, Полупелагианство, Синергизм

А I00 II0 А

Б I00 90 Б

В данном случае А — погибающие, а Б — спасаемые. Также несложно увидеть причину. Разница в воле человека.

Истинное Лютеранство

А I00 I00 А

Б I00 I00 Б

Все люди одинаково грешны и порочны, а потому нет никакой разницы между ними. Бог также одинаково благ ко всем и не существует никакого разделения в воле Божией. И тем не менее, А — суть погибающие, Б — суть спасаемые, и это не имеет никакого рационального обоснования.

--------------------------------------------------------------------------------

Лютеранский взгляд на данную проблему можно также выразить в виде других диаграмм. Главное, чтобы во всех случаях воля Божия оставалась неизменной для всех людей, а человек по отношению к благодати был бы всегда настроен одинаково негативно. Например:

---------------------------------------------------------------------------------

А II0 90 А

Б II0 90 Б

В этом случае разум сказал бы, что все спасутся.

или

А I00 II0 А

Б I00 II0 Б

Из данной диаграммы видно, что все должны погибнуть.

————————————————————————————

Это учение сохранилось среди лютеран с большим трудом. Именно в этом вопросе Меланхтон сдал свои позиции. Синергизм — идея о том, что человек хотя бы в самой малой степени содействует своему обращению, — вот его ответ на эту проблему, и большинство современных лютеран следуют этим путем. Однако истинное, историческое лютеранство утверждает, что синергизм — «реакция разума». Одновременно с этим истинное лютеранство яростно разоблачает любую точку зрения, из которой следует, будто существует некая «особая благодать» или «неотразимая благодать» для избранных. Делая это, оно оказывается перед лицом рационально неразрешимой дилеммы. 

Поскольку лютеранство настаивает, что таково учение Писания, в котором это противоречие никак не объясняется, оно также предпочитает его не объяснять.

Всякий согласится, что учение о предопределении сложно для человеческого разума. В нем присутствуют некоторые элементы, роднящие его с философской загадкой о соотношении провидения Божия и свободы человека. Однако, вдобавок к этой основной проблеме, лютеранское учение о предопределении являет нам картину еще более затруднительную, дважды нарушающую логический закон непротиворечия. Проблема, с которой мы здесь сталкиваемся, довольно схожа с той, что мы рассмотрели выше, говоря об обращении. Действительно, лютеране всегда указывали, что ошибочное понимание учения о предопределении неизбежно ведет к ошибочному пониманию обращения, и наоборот. Поэтому мы не будем рассматривать эту проблему подробно и лишь коснемся основных ее моментов. 

Конфессиональное лютеранское богословие говорит о частном предопределении (electio particularis). Как сказано в «Формуле Согласия», вечное спасение даруется лишь детям Божиим. Это предопределение является причиной обращения человека и его окончательного спасения.

Рядом с учением о частном предопределении стоит, причем безо всяких изменений, учение о всеобщей благодати. Казалось бы, что если извечное Божие предопределение о спасении какой-то группы людей является причиной их обращения и пребывания в вере, и если Бог действительно желает спасения всех людей, то все и спасутся, все окажутся избранными. Однако этого не происходит. Лютеранские Вероисповедания, прежде чем вводить в дискуссию о предопределении учение о всеобщей благодати, неизменно предостерегают: «О сем мы не должны судить с точки зрения нашего разума». В «Кратком отчете» Лютеранской Церкви Синода Миссури, который все синоды на последней совместной конференции признали ортодоксальным, об этих двух доктринах сказано: «Слепой разум действительно объявляет эти два учения противоречащими друг другу, однако мы приказываем нашему разуму умолкнуть». Потому лютеранство отвергает любую форму двойного предопределения и настаивает, что неизбранность не является причиной осуждения людей.

Кое-кто искал иного решения данной проблемы. Как в учении об обращении, так и здесь богословы, придерживающиеся универсальности благодати, пытались разрешить это противоречие через различия в человеческой воле. Однако для лютеранства это неприемлемо. В человеке нет ничего, способного послужить причиной его предызбрания. В избранных нет ничего ценного, побуждающего Бога предопределить их ко спасению. В «Кратком отчете» сказано:

«Мы отвергаем антибиблейское заблуждение, будто причиной спасения являются не только благодать Божия и искупительные заслуги Христа, но и то, что вдобавок к этому Бог нашел и оценил в нас самих нечто, послужившее причиной нашего избрания — то, что мы обыкновенно называем “добрыми делами”, “благочестивым поведением”, “верным взглядом на себя”, “отказом от сопротивления Богу” и т.п. Также Писание не знает предопределения, которое происходило бы по “предведению веры” или “из-за веры”, как если бы наша вера предшествовала избранию. Но, согласно Святому Писанию, вера, которую избранные имеют в определенный момент времени, является лишь результатом тех духовных благословений, которыми Бог облагодетельствовал нас в Своем вечном предопределении».

Но если здесь нет ничего, кроме благодати Божией, обретаемой даром, и если все люди в равной степени грешны перед Богом, то не существует никакого разумного объяснения тому факту, что одни спасаются, а другие — нет. Кальвиновское учение о предопределении, каким бы decretum horrible [9] оно ни было, все же вполне приемлемо и понятно для человеческого разума. Синергизм, арминианство и полупелагианство могут до основания разрушить учение об оправдании по благодати, но они также вполне понятны человеческому уму. Теодор Гребнер писал:

«В этом учении не останется никакого иррационального элемента, если вы скажете, что нечестивые находятся под действием предвечного определения Божия, предназначающего их к наказанию. Вы также устраните всякую иррациональность, предположив, что некоторые люди с большей готовностью откликаются на призыв благодати, чем другие».

В своем «Введении в христианскую апологетику» Карнелл объявил закон непротиворечия решающим для проверки любой истины, даже истины религиозной. Чтобы окончательно разобраться с различием между этой точкой зрения и позицией лютеранского богословия, следует услышать слова Теодора Гребнера, сказанные им в конце дискуссии о взаимосвязи учения о частичном избрании и учения о всеобщей благодати:

«Несмотря на то, что признать истинность обоих утверждений — значит сказать, что оба взаимоисключающие утверждения верны, при этом фундаментальный закон мышления нарушается и возникает бессмыслица, иррациональность, хотя признание учения о предопределении к благодати и учения о полной человеческой ответственности влечет за собой самые серьезные последствия, нам все же стоит отказаться от необходимости такого вывода. Делая это, мы просто признаем ограниченность своего человеческого разума, приходя к осознанию такой необходимости путем самого четкого и неопровержимого логического процесса, что и является чистым и ясным учением богодухновенного Слова».

Учение о сохранении в вере, как оно проповедуется Лютеранской церковью, вновь ставит нас перед противоречием. Это учение также прекрасно демонстрирует, чем лютеранское богословие отличается, с одной стороны, от римского,  а с другой — от богословия Женевы. Речь идет о способах разрешения видимого противоречия. Терминология также имеет важное значение. То, что кальвинисты определяют как сохранение христианином веры (термин, акцентированный на действии верующего), лютеране называют сохранением в вере (термин, акцентированный на деянии Божием).

Писание предоставляет нам две группы высказываний по этой теме, которые зачастую очень трудно согласовать. Мы рассмотрим их последовательно, одну за другой, чтобы убедиться насколько велик контраст.

Утверждения Писания о том, что Бог обещает сохранить нас в вере:

1.     «И верен Бог, Который не попустит вам быть искушаемыми сверх сил» (1Кор. 10:13). 

2.     «И никто не похитит их из руки Моей» (Иоан. 10:28). 

3.     «И никто не может похитить их из руки Отца Моего» (Иоан. 10:29). 

4.     «И уверен, что Он силен сохранить залог мой на оный день» (2 Тим. 1:12). 

5.     «Начавший в вас доброе дело, будет совершать его даже до дня Иисуса Христа» (Филип.1:6). 

6.       «Бог производит в вас хотение и действие по Своему благоволению» (Филип. 2:13). 

7.     «Который и утвердит вас до конца, чтобы вам быть неповинными в день Господа нашего Иисуса Христа» (1 Кор. 1:8). 

Утверждения Писания, предостерегающие нас об опасности отпадения от веры:

1.     «Посему, кто думает, что он стоит, берегись, чтобы не упасть» (1Кор. 10:12). 

2.     «И временем веруют, а во время искушения отпадают» (Лук. 8:13). 

3.     «Которую некоторые отвергнув, потерпели кораблекрушение в вере» (1Тим. 1:19). 

4.     «Дабы, проповедуя другим, самому не оказаться недостойным» (1Кор. 9:27). 

5.     «Ибо невозможно — однажды просвещенных, и вкусивших дара небесного, и соделавшихся причастниками Духа Святаго... и отпадших, опять обновлять покаянием» (Евр. 6:4-6).

6.     «Со страхом и трепетом совершайте свое спасение» (Филип. 2:12). 

7.     «Не гордись, но бойся. Ибо если Бог не пощадил природных ветвей, то смотри, пощадит ли и тебя... если пребудешь в благости Божьей, иначе и ты будешь отсечен» (Рим. 11:20-22).

Фрагменты первой группы — это обетования Божии. Мы должны веровать во все Его обетования. Неверие в них равносильно провозглашению Бога лжецом. Читая эти строки, верующее чадо Божие должно быть уверено, что никогда не отпадет, что Бог не позволит ему быть искушаемым сверх сил, что никто никогда не вырвет его из рук Спасителя, никто не способен отлучить его от любви Отца, и что Святой Дух совершит до конца труд, который Он начал в нем. 

Но  с другой стороны все предостережения второй группы — это слова, также исшедшие от Бога. Все предупреждения Божии должны быть восприняты со всяческим вниманием. Бог не шутит с нами. Его слова следует принимать непреложно. А потому верующее чадо Божие, серьезно относящееся к этим предостережениям, будет убеждено, что постоянно находится в опасности отпадения от веры, что может стать отсеченной ветвью, потерпеть кораблекрушение в вере, ибо оно ничем не лучше Именея или Александра, не крепче Петра, не устойчивее перед искушениями, чем Давид, не мудрее Соломона, и не менее любит мир, чем Димас. А посему оно живет в страхе и трепете.

Понятно, что мы снова имеем дело с рациональной дилеммой. Кальвинист посмотрит на первую группу высказываний и выведет учение о сохранении христианином своей веры. «Однажды став верующим, вы навсегда им останетесь», —скажет он. Утверждения второй группы либо игнорируются, либо трактуются таким образом, чтобы они не противоречили аксиоме «однажды спасен — навсегда спасен». Лютеранин не находит возможным так истолковать слова Иисуса о тех, кто «временем веруют, а во время искушения отпадают». Вместе с тем, стоит отметить, что следуя этим курсом, кальвинизм сохраняет верность закону непротиворечия. Он придерживается мнения, что там, где есть место реальному отпадению, невозможно говорить о пребывании в вере ни полностью, ни частично.

С другой стороны, представители Римской церкви отрицают всякую возможность уверенности в спасении, называя ее гордыней и тщеславием. Когда им показывают фрагменты из первой группы, они отвечают, что у некоторых людей может быть особое откровение от Бога. И только они могут иметь уверенность в своем спасении. Но у простого христианина нет и не может быть такой уверенности. «Посему, кто думает, что он стоит, — говорят они, — берегись, чтобы не упасть». Всю жизнь мы должны пребывать в страхе и трепете, надеясь, что когда-нибудь одержим победу. Только если мы будем стараться серьезно воспринимать угрозы Божии, мы сможем избегать в христианской жизни легкомыслия и равнодушия. Римская церковь верит, что если человека не держать в страхе, он впадет в плотское благодушие  и обязательно отпадет от благодати.

Лютеранский подход к этому вопросу нашел выражение в нескольких строках знаменитого лютеровского гимна:

От века грозного врага 

Не одолеем сами. 

Один лишь может без труда 

Сковать его цепями. 

«Кто Он?» — звучит вопрос. 

Господь Иисус Христос! 

Он был, есть и грядёт, 

Он тот же в род и род 

Всесильный Победитель!

Также и Пауль Герхардт [10] прекрасно выразил позицию лютеран в словах своего знаменитого гимна о страхе и вере:

Пока Христос со мною, 

Врагов я не боюсь: 

Я к Господу с мольбою 

Помочь мне обращусь. 

Бессилен враг мятежный, 

Коль Богом я храним, 

Коль Друг есть, Друг надежный, 

Которым я любим.

Я верю неизменно, 

И убежден я в том, 

Что будет Царь вселенной 

Мне Другом и Отцом; 

Он вечно надо мною, 

Заботливо хранит, 

И мощною рукою 

Опасность устранит.

Христос — моя основа, 

Христос и Кровь Его; 

В них обретаю снова 

Я вечное добро. 

Земное благо тленно, 

И счастие не в нем; 

Но что любви достойно — 

Даровано Христом.

Оковы прегрешенья 

Снял с грешников Он всех, 

Став Жертвой искупленья 

За первородный грех. 

Он грешных, нас, жалея, 

Смерть смертию убил; 

Стал снега тот белее, 

Кого Христос омыл.

 Дух Божий обитает 

У чад Своих в душе 

И к благу направляет 

Поступки наши все; 

В час нашего сомненья 

Он помогает нам 

И наши все моленья 

Возносит к Небесам.

А в горькие мгновенья 

Бессилья перед злом 

Дух шлет нам утешенье 

И говорит о том, 

Что верных ждет награда, 

Забвение скорбей 

В стенах Святого Града, 

Незримых для людей.

Очевидно, что Герхардт читал фрагменты из второй группы и отнесся к ним со всей серьезностью. Он знал, что значит жить в страхе и трепете. Однако не менее очевидно, что в моменты опасности и страха он имел твердую христианскую уверенность в спасении.

Рационально примирить эти две позиции чрезвычайно сложно. Разум не понимает, как человек, убежденный, что он может отпасть, это вовсе не исключено, и он находится в постоянной опасности отпадения на протяжении всей своей земной жизни, тем не менее может иметь твердую уверенность, что никогда этого не сделает.

Один из лютеранских ответов на эту проблему заключается в том, что противоречивое сердце человека нуждается в противоречивом учении. Сердце человека, даже верующего, остается глубоко порочным и может легко впасть в гордыню. Подобно Петру, оно склонно заявлять: «Если и все соблазнятся о Тебе, я не соблазнюсь» (Матф. 26:33). Это похоже на поведение неопытного подростка, который убеждает обеспокоенную его спасением мать: «Не беспокойся, мама, я могу позаботиться о себе». Дабы убедить человека, что сам он не может позаботиться о себе, что он — заблудшая овца, что ему никогда не следует терять осторожности в своей христианской жизни и вере, Господь даровал ему эти серьезные и отрезвляющие предостережения, которые означают именно то, что в них сказано, и их смысл нельзя изменять.

Но при этом человеческому сердцу свойственно часто терять всякую уверенность, оно боится и сомневается, а потому нуждается в утешении. Когда человек погрязает в болото отчаяния, ему можно помочь только одним способом. Человеческая слабость позволяет Богу вмешаться. Когда я немощен, тогда силен. Ибо когда я знаю, что слишком слаб в вере и что не могу пребывать в ней из-за своей немощи и беспомощности, именно тогда Господь приходит ко мне со словами утешения, что никто не похитит меня из Его руки. И потому христианин изо дня в день, до тех пор пока помнит и принимает обетования Божии, будет уверен в том, что он никогда не отпадет.

И здесь не помогает никакая логика. Все что нам следует делать — это слушать и веровать. Веровать, когда Бог говорит, что мы в опасности, и веровать, когда Он говорит, что мы вне опасности. Теодор Энгельдер сказал, что когда наш разум убеждает нас, что «в соответствии с законами психологии страх, подлинный страх и доверие, не могут присутствовать в сердце одновременно, что следовательно, либо фрагменты Писания, предупреждающие нас об опасности отпадения, либо же фрагменты (более вероятно именно эти), говорящие, что мы в безопасности, должны быть как-то изменены, модифицированы, — нам следует воскликнуть: “Чума на вашу психологию!”».

Таким образом, христианин призван лавировать между двумя этими крайностями. Когда он сбивается с курса в одну сторону, в сторону гордыни, тщеславия, уверенности в силе своей веры или своего характера, то предостережения об отпадении, дарованные нашим Спасителем, помогают ему встать на истинный путь: «Бодрствуйте и молитесь, чтобы не впасть в искушение». Но часто человек, даже христианин, сердце которого еще не утвердилось в благодати, уклоняется в другую сторону, на него нападает страх и сомнение в том, что он когда-нибудь доберется до врат Небесного Иерусалима. Тогда Иисус вновь приходит к нему, становится рядом и поддерживает его словами, которые указывают ему верную дорогу: «Не бойся, ибо Я с тобою; не смущайся, ибо Я — Бог твой» (Ис. 41:10). И он знает, что когда закончится его земное странствование, он достигнет славы на Небесах.

В качестве заключительной иллюстрации в перечне антирационалистических учений лютеранства мы обратимся к противоречию, являющемуся с одной стороны наиболее сложным, а с другой — наиболее простым. Речь идет о различии между Законом и Евангелием. Вся предыдущая дискуссия есть не что иное, как демонстрация этого фундаментального различия. Лютер говорил, что всякий достойный своего звания богослов должен уметь верно преподавать слово истины и знать основное отличие между этими двумя учениями. Основатель Лютеранской Церкви Синода Миссури К.Ф.В. Вальтер в 1884—1885 годах прочел по этой теме цикл из 39-ти вечерних лекций своим студентам в семинарии «Конкордия», Сент-Луис. Позднее лекции были изданы по-английски под названием «Различия между Законом и Евангелием». Эта книга оказала большое влияние на развитие американского лютеранства. Как правило, в лютеранских катехизисах различие между Законом и Евангелием бывает показано в самом начале или ближе к началу курса обучения. Прежде чем приступить к подробному рассмотрению учений, конфирмант знакомится с учением о Писании, о его дословной и полной богодухновенности. Второй важный принцип, который он узнаёт — то, что Закон и Евангелие являются двумя «основными учениями Библии», и что между ними существует коренное различие. 

Учение о Законе и Евангелии считается в лютеранском богословии одним из величайших и основополагающих парадоксов христианства. Лютеранство подчеркивает парадоксальную сущность христианской веры, особенно то, как это отражается в различии между Законом и Евангелием. Именно поэтому кое-кем предпринимались попытки поставить знак равенства между ортодоксальным лютеранством и нео-ортодоксальным учением Кьеркегора. Сходство между ними больше видимое, чем реальное. Именно по этому вопросу, по вопросу о Законе и Евангелии, традиционное лютеранство обнаруживает зияющую пустоту в учении датского пессимиста. Весьма удивительно то, что Кьеркегор, столь много понимавший в парадоксах, не сумел выявить и правильно оценить основной парадокс христианства. Д.Т. Мюллер верно заметил о Кьеркегоре, что «он так никогда и не достиг ясного понимания главного различия между Законом и Евангелием и постоянно смешивал одно с другим. В конце концов все учение Кьеркегора превратилось в чистый Закон. Христианство, в сущности, было для него не упованием на Христа, не благословенной радостью, проистекающей из веры во Христа, а лишь аскезой, самоограничениями и делами праведности».

Доктор Вальтер в самом начале лекций о Законе и Евангелии сказал своим студентам:

«Сравнивая Святое Писание с другими трудами, мы находим, что ни одна книга не кажется столь противоречивой, как Библия, причем противоречия эти касаются не каких-то второстепенных вопросов, но столь принципиального положения, как вопрос о приходе к Богу и обретении спасения».

Он раз за разом привлекал внимание к этому факту. В одном месте он заметил, что все Писание, видимо, состоит из противоречий, которые выглядят гораздо хуже, чем Коран у турок.

В «Апологии Аугсбургского Вероисповедания» сказано, что Закон и Евангелие следует удалять друг от друга так же, как небо отстоит от земли. «Формула Согласия» указывает, что если пренебречь этим различием, то у Церкви вовсе не останется никакого учения. Поскольку Кьеркегор не исповедовал этого различия четко и ясно, традиционные лютеране всегда считали его лжепророком и рационалистом, хотя он сам, узнав об этом, вероятно был бы весьма удивлен. Д.Т. Мюллер сказал о нем:

«Его богословие не основано на Писании и христианских символах веры. Оно представляет собой новую форму “христианства”, которое, по сути своей, рационалистично, а посему несовместимо с истинным христианством... он проповедует рационалистский энтузиазм, односторонне и необоснованно привлекающий внимание читателя ко греху и не указывающий при этом никакого пути освобождения от него».

Принимая во внимание важность различения Закона и Евангелия, мы предлагаем еще одну схему, в которой рассматриваются утверждения о Законе и о Евангелии, чтобы показать очевидность контраста между ними.

Закон

1.     Закон написан в сердце человека, а поэтому известен ему от природы (Рим.2:15). 

2.     Закон требует полного послушания со стороны человека (Быт. 17:1; Матф. 5:48). 

3.     Закон обещает спасение и жизнь тем, кто будет следовать всем его повелениям (Лук. 10:28). 

4.     Закон говорит, что только исполняющий его будет оправдан (Рим.2:13). 

5.     Закон говорит, что Бог не простит грех и не оправдает грешника (Нав. 24:19; Наум. 1:3). 

6.     Закон говорит, что все грешники заслуживают проклятия (Гал. 3:10). 

7.     Закон говорит, что Бог ненавидит грешников (Пс. 5:5; 10:5; Ос. 9:15). 

8.     Закон говорит, что Бог гневается на грешников (Наум. 1:2; Рим. 1:18). 

9.     Закон пробуждает гнев Божий на человека (Рим. 4:15). 

10.  Закон устрашает человека, для чего он и существует (Исх. 20:18). 

11.  Закон необходимо проповедовать, дабы лишать покоя (Рим. 3:20).

Евангелие

1.     Евангелие — тайна, неведомая человеку от природы (1Кор. 2:7; Рим. 16:25). 

2.     Евангелие ничего не требует, но лишь дарует благодать Божию человеку (Еф. 2:8,9). 

3.     Евангелие обещает спасение законопреступникам (Деян. 16:31). 

4.     Евангелие говорит, что оправданы будут те, кто не исполнил Закон (Рим.4:5), и что человек оправдывается без дел Закона (Рим.3:28). 

5.     Евангелие говорит, что Бог оправдал всех людей, что Он простил грех мира (Рим. 5:18; 2 Кор. 5:19). 

6.     Евангелие говорит, что все народы земные благословлены во Христе (Быт. 22:18; Гал. 3:16). 

7.     Евангелие говорит, что Бог возлюбил всех людей (Иоан. 3:16). 

8.     Евангелие говорит, что Бог благосклонен ко всем и примирил с Собою всех (Тит. 2:11; 2 Кор. 5:19). 

9.     Евангелие производит примирение между Богом и людьми (2 Кор. 5:20). 

10.  Евангелие изгоняет всякий страх. «Не бойтесь!» (Лук. 2:10 и далее). 

11.  Евангелие утешает отчаявшихся (Ис. 40:1). 

Следует помнить, что оба эти учения имеют под собой богодухновенное библейское основание. Оба в полном смысле являются Словом Божиим. И то, и другое — абсолютная истина, и мы можем сказать, что они истинны вечно. Если хотя бы одно из этих учений оказалось неистинным, это означало бы, что Бог — лжец. Даже Иисус говорил, что Он пришел не для того, чтобы отменить Закон. Святой Павел говорил, что мы утверждаем Закон, проповедуя Благодать, хотя это выглядит так, словно Закон истребляется Евангелием.

Если оставить Закон и Евангелие без изменений, находящимися в Писании рядом, то станет очевидно, что мы имеем дело не просто со слегка иными мнениями. Люди давно ломают головы над этим парадоксом, пытаясь решить его самыми разными способами. Одни, как например вульгарные религиозные эволюционисты, просто полагают, будто в древние времена люди воспринимали Бога как карающего Судью, а теперь научились видеть в Нем доброго милостивого Отца. То есть они относят появление Закона к одному периоду мировой истории, а Евангелия — к иному.

Другие пытаются решить эту проблему, утверждая, будто эти два учения приложимы к разным этапам жизни одного человека, якобы в период до обращения человеку надлежит слышать Закон, а после ему следует проповедовать только Евангелие. Эта позиция известна как антиномизм.

Еще одна группа толкователей пытается решить данную дилемму, понимая первую группу утверждений как отношение Бога к нечестивым, а вторую — как Его отношение к тем, кого Он избрал для Себя. У кальвинистов такое понимание проявляется в интерпретациях евангельских высказываний. При этом: «Ибо так возлюбил Бог мир» — означает любовь к избранным; «Христос умер за всех» — за избранных; «Вкусил смерть за всех» — избранных. В лютеранских кругах это отношение проявляется в интерпретациях высказываний о Законе. Здесь выражение «делающие беззаконие» начинает означать всех беззаконников, которые не желают каяться. И в том и в другом случае к Писанию прибавляются некоторые слова, чтобы сделать толкование «приемлемым» для разума.

Наиболее общее решение данной дилеммы разрушительно как для Закона, так и для Евангелия. Например, есть такие, которые утверждают, будто со времени пришествия Христа Бог не требует более от людей полного послушания, но удовлетворяется уже тогда, когда мы просто делаем что можем, стараясь изо всех сил. Это сглаживает и «размывает» требования Божии, превращая их в нечто среднее между Его требованиями, присутствующими в Законе, — требованиями, которые призывают к совершенству,— и Его требованиями, присутствующими в Евангелии, — требованиями, которые не призывают ни к чему. Однако, это не является более Словом Божиим.

Есть и такие, которые утверждают, будто евангельские обетования не безусловны. Они утверждают, что Бог пожелает спасти нас, только если мы будем иметь правильное отношение, что Бог будет милостив к нам, если мы покаемся, или если уверуем, или если будем сокрушены, или если будем готовы в чем-то перестать грешить. Байнтон говорил, что «Эти “если” беспокоили Лютера», точно так же, как это беспокоит традиционных лютеран сегодня, поскольку все это легко можно принять за причину, по которой Бог прощает нас, или условие, которое нам надлежит выполнить, прежде чем мы обретем прощение. «Если» присутствует в Законе, но не в Евангелии. Посему такую проповедь и такое учение в лютеранском богословии называют смешением Закона и Евангелия. 

В лютеранстве ничего подобного нет. Истинному лютеранину трудно представить себе рождественскую или пасхальную проповедь без упоминания о грехе, смерти и аде. Рождество и Пасха — прекрасные возможности для проповеди Евангелия, однако Евангелие мало значит без Закона. Если люди не узнают о своей болезни, они не будут знать, что им нужен врач.

Закон и Евангелие надлежит оставлять безо всяких изменений, несмотря на все кажущиеся противоречия. Но вместе с тем, доктор Вальтер совершенно прав, говоря в своих лекциях о Законе и Евангелии, что Писание не содержит противоречий. То, что разуму кажется противоречием, верующий принимает детскою верою как самую однозначную и ясную Божественную истину.

Возьмите горсть внешне противоречивых утверждений о Законе и Евангелии и с верою возложите их у подножия креста. Там вы увидите, сколь прекрасно они сочетаются друг с другом. Бог грозит уничтожить каждого грешника. Именно это Он совершил через искупительную жертву, принесенную Его Сыном за нас. Умерев на кресте как грешник, Христос понес наши грехи. Мы сораспялись Ему. Посему Бог теперь прощает нас в Нем. Также Закон требует полного повиновения с нашей стороны. Но имеет эту совершенную праведность Тот, Кто пришел за нас исполнить Закон и совершить всякую правду. Послушание Христа является послушанием всех людей, так же как грех Адама — грех всего человечества. Христос выполнил праведные требования Закона, и теперь мы оправдываемся как исполнители Закона благодаря тому, что Он совершил. Бог также говорит, что проклянет грешников, но Христос стал проклятьем вместо нас. Посему в Нем мы благословляемся.

Без учения о заместительной жертве не может быть никакого примирения между учениями о Законе и Евангелии, и без веры в заместительную жертву человек не в состоянии решить парадокс Закона и Евангелия. Однако речь не идет о рациональном решении, которое удовлетворило бы требования разума. Заместительная жертва сама по себе — камень преткновения для разума. Для естественного мышления, которое даже верующий унесет с собой в могилу, евангельская весть останется безумием (1Кор. 2:14). В великом откровении Божия имени, дарованном Моисею на горе Синай, Он явил Себя как Бога, прощающего всякое беззаконие, но не оставляющего греха без наказания (Исх. 34:6, 7). Он одновременно Бог бесконечно справедливый и воздающий — и Бог бесконечно любящий и милостивый. Для человеческого разума эта загадка навсегда останется неразрешимой — ведь ее можно решить лишь при условии, если либо любовь и милость Божии, либо Его справедливость и праведность перестанут быть  совершенными.

Однако Бог у подножия креста смог явить христианину как Свою абсолютную справедливость и возмездие, так и совершенную всепрощающую благость. Таким образом «немудрое Божие» становится «премудрее человеков» (1Кор. 1:21-25). И когда человек по научению действующего в нем Святого Духа принимает это «немудрое» как мудрость свыше, тогда то, что некогда казалось величайшей глупостью, открывается как величайшая мудрость, а то, что казалось неразрешимым противоречием, принимается как Божественная истина.

Существует еще один аспект, который следует учитывать при рассмотрении данного вопроса. Человек был сотворен для Небес, но грехом он обрек себя на ад. Теперь он нуждается в Законе, дабы увидеть свое жалкое положение, и ему необходимо Евангелие, дабы найти выход из столь ужасной ситуации. Он нуждается в Законе, дабы разрушилась его гордыня и упование на самого себя, свои заслуги или дела. Он нуждается в Евангелии, дабы преодолеть то отчаяние, которое поражает всякого, кто видит себя беспомощным и нагим перед Богом. Он нуждается в Законе, дабы разрушить веру в себя. Он нуждается в Евангелии, дабы обрести веру в Бога. То что невозможно соединить на бумаге, гармонично сочетается в сердце человека.

Итак, мы видим, сколь просто этот парадокс разрешается для верующего. И мы непоколебимо уповаем, что сияние славы в конце концов прольет свет на другие парадоксы христианской веры. То, что сейчас скрыто от нас за семью печатями, мы будем видеть вместе со святыми Ангелами на Небесах (1Пет. 1:12).



[1] Книга Согласия. Формула Согласия. Детальное изложение. II, 62. — Прим. ред.
[2] Греч. — подмена. Цвингли пользовался этим термином для обозначения своего утверждения о том, что везде, где Писания относят Божественные свойства к человечности Xриста, это является всего лишь «подменой», и эти качества следует относить исключительно к Eго Божественности; и наоборот. — Прим. теол. ред.
[3] Перевод Александра Бите.
[4] Перевод Александра Бите.
[5] Книга Согласия. Формула Согласия. Детальное изложение. VIII, 96. — Прим. ред.
[6] Книга Согласия. Формула Согласия. Детальное изложение. II, 77. — Прим. ред.
[7] Книга Согласия. Формула Согласия. Детальное изложение. II, 7. — Прим. ред.
[8] Учение о посмертном спасении всех людей. — Прим. теол. ред.
[9] Лат. — страшное постановление. — Прим. теол. ред.
[10] В оригинале книги используется гимн Ганса Брорсона; за неимением русского перевода этого гимна, приводится гимн Пауля Герхардта, который выражает ту же мысль. — Прим. теол. ред.




Курс
"Чему учит
Церковь" - каждый вторник, 19.00
3 этаж, библиотека

Евангелическо-
лютеранская церковь
св. Екатерины
(Санкт-Петербург,
ул. Малая Конюшенная,
д. 1, 3 этаж,
библиотека)

Добро
пожаловать!




© Портал реформированных католиков "Славянское лютеранство", 2004