ЕВАНГЕЛИЧЕСКО-ЛЮТЕРАНСКИЙ ПРИХОД СВ. ЕКАТЕРИНЫ - РУССКАЯ ЛЮТЕРАНСКАЯ БИБЛИОТЕКА
|
На вопрос: «Когда ты был спасен?» — лютеране часто отвечают примерно так: «Около двух тысяч лет назад, когда Иисус умер на кресте». Христианство — не столько правила поведения, система верований или совокупность переживаний, сколько Христос. Мы спасены только десницею Божией: именно Он спас нас, совершив то, что не под силу нам. По Своей воле Бог родился как человеческое существо. Иисус Христос, Бог во плоти, совершенно исполнил нравственный Закон. А затем, явив, очевидно величайшее из чудес, в мучительной крестной смерти Он принял на себя каждый грех, каждое преступление и понес заслуженную нами кару. Иисус умер, ибо возмездие за грех — смерть (Рим. 6:23). Более того, восклицая в предсмертной агонии: «Боже Мой, Боже Мой! Для чего Ты Меня оставил?» (Матф. 27:46), Сын Божий увидел, как Дух Святой отвернулся от греха мира, который заключил в Своей плоти Иисус. Христос пережил разделение с Богом, ведущее в ад. Но, искупив грехи мира, Он восстал из мертвых. По условиям этого непостижимого обмена, все грехи, совершенные христианами: эгоизм, ненависть, тайные пороки, эгоистические устремления, причиняющие боль окружающим — все это было вменено в вину Иисусу. И это убило Его на кресте. И напротив, праведность Христова — вся благость, явленная Им в исцелении больных, сострадании к людям, противостоянии искушениям, изгнании менял из Храма — все это вменено христианам. И поскольку Иисус воскрес из мертвых к новой жизни, воскреснут и христиане. При этом каждый христианин обретает ту же милость у Бога, ту же возможность приходить к Нему, уверенность в вечной жизни, какую имеет Иисус. Когда мы предстаем перед Святым Богом, Он не отворачивается с осуждением, Он взирает на нас через Христа — можно даже сказать, что Он видит в нас Христа. Наш Искупитель взял все наши грехи и заплатил за них Своею Кровью. Он совершает в нас все добрые дела, облекая нас в Свою, а не нашу праведность. Вот что означает спасение. Лютеранские богословы говорят об «объективном оправдании». Строго говоря, наше оправдание произошло вне нас, в реальных исторических событиях смерти и воскресения Христа. Две тысячи лет назад на кресте наше спасение было совершено объективно. Объективность того, что произошло на кресте, и сейчас имеет глубокое духовное значение. Наши жалкие грехи и пороки оказались там, на кресте с Иисусом. Иисус объективно принял в Свою плоть то, в чем мы осознаем себя виновными; потому, несмотря на субъективное чувство вины в содеянном нами, наше прощение также объективно. Это удивительное учение. В него трудно поверить, если рассматривать его логически, богословски или нравственно. Оно может показаться слишком легким, слишком удобным, чтобы быть правдою. В этом и заключается Благовестие, по-гречески, давшее имя первым евангелическим христианам и определившее каждую грань их духовности. Другие христиане, включая и евангелических, полагают, будто они были спасены, когда «приняли Христа», были обращены, испытали воздействие Духа Святого или как-то еще. Лютеранские евангелические христиане, несомненно признавая обращение, придерживаются иного мнения. Оценка спасения с точки зрения решений и переживаний переносит акцент с того, что совершил Христос, на то, что делаю я. Таким образом мы возвращаемся к неевангельской проблеме необходимости собственного спасения посредством своих решений, переживаний и действий. Все это возвращает нас в морализм с его неуверенностью, несостоятельностью и самообманом. Вместо того чтобы строить надежды на зыбком, как песок, основании своих поступков или на внутренней жизни, мы можем обрести уверенность в том, что содеянное для нас Иисусом является реальностью. Посему лютеране, отрывая внимание от себя, концентрируются на том, что Бог совершил для них во Христе. Где же связь между нашей теперешней жизнью здесь и распятием Иисуса на Голгофе? Хотя Иисус искупил грехи всего мира, очевидно, что веру имеет не каждый. Если существует объективное оправдание, должно быть и субъективное, когда совершенное Христом на кресте воздействует на жизнь отдельного человека. Если вера не есть решение, переживание или внутренняя работа, если спасение целиком и полностью совершается Богом, то и вера должна происходить от Бога. Итак, как же мы обретаем изменяющую нашу жизнь спасительную веру? Ответ, согласно духовному пониманию лютеран, кроется в так называемых средствах благодати. Мы имеем связь со Христом, и Дух Святой творит в нас веру и добрые дела посредством Слова и Таинств. СЛОВО БОЖИЕ В центре всех уровней лютеранского богословия и духовности — их источник, метод и практика — понимание того, что сам Бог обращается к людям на человеческом языке. Какие-то религии ищут видений от Бога, какие-то богословские учения ожидают, что Бог проявит Себя в особом переживании. Многие христиане полагают, будто Святой Дух общается с ними напрямую, через внутренние импульсы или личные откровения. В понимании лютеран Бог приходит извне; Святого Духа следует искать объективно. Господь говорит с нами прямо и понятно в Его Слове. Люди любой культуры имеют свой язык, при помощи которого они устанавливают отношения друг с другом. Язык позволяет людям вступать в общение с окружающими и устанавливать отношения — от дружеских и семейных до общественных. Язык делает возможным мышление, обмен идеями, накопление знаний, художественное и научное творчество. Только теперь ученые постепенно проникают в глубины человеческого языка, его неразрывную связь с разумом, его способность формировать культуру и, в конце концов, характеризовать человека. Многие исследователи пошли еще дальше, установив, что язык соответствует самому нашему бытию. Генетические коды ДНК, химические структуры и законы физики оказываются аналогичны языковым грамматическим структурам. В этом нет ничего удивительного, поскольку Бог создал вселенную Своим Словом (Псалом 32:6; Иоан. 1:1-3). Вопреки учениям большинства религий, Бог — не абстрактная сила, но Личность. Будучи Личностью, Он мыслит, любит и выражает Себя при помощи языка. Он сотворил человека по Своему образу — личностью; и потому мы тоже обладаем языком. Грехопадение извратило языковой дар, обрекая языки на смешение и непонимание у подножия Вавилонской Башни (Бытие 11), но в день Пятидесятницы Святой Дух вновь дал людям возможность понимать языки друг друга (Деян. 2). На простейшем уровне именно язык — любой язык, включая жесты глухонемых, — делает возможными человеческие отношения. Мы должны общаться, чтобы не чувствовать себя одинокими. Язык помогает нам делиться мыслями и чувствами — самими собою — с окружающими людьми. Друзья и возлюбленные должны общаться. Недостаток общения разрушает семейные отношения, не говоря уже об экономике и государственном управлении. Так почему бы Богу не общаться и не устанавливать отношения посредством языка? Не туманными намеками и мистическими предчувствиями, а настоящим языком, имеющим слова, грамматику и значение, — языком, доступным каждому и позволяющим записать излагаемые мысли. Общение христианина с Богом, как и любая другая взаимосвязь, развивается благодаря диалогу — христианин обращается к Богу в молитве, а Бог говорит с христианином, читающим Его Слово. Критики лютеранства возражают, говоря, что Библия — человеческий документ, составленный множеством авторов, писавших в особом культурно-историческом контексте. Более того, хотя евангельские жизнеописания Христа и послания Апостолов были написаны в самом начале церковной истории, полный канон Святого Писания принят в IV веке. Следовательно, Церковь, выбравшая книги, вошедшие в Писание, появилась прежде Слова. Лютеране же утверждают, что Библия, хотя и написана людьми, является Словом Божиим. Но Слово Божие — не только Библия. Сын Божий, Вторая Ипостась Троицы, назван в Библии Словом. Итак, Иисус есть «Слово, ставшее плотью» (Иоан. 1:1-3, 14). Проповедь пастора — также Слово Божие. Всякое провозглашение Евангелия — в церковном учении или простом свидетельстве мирянина своему другу — служит распространению Слова Божия. Такое слово, если оно передает библейские истины, является Словом Божиим, произносимым человеком. Одна из лютеранских аксиом гласит, что Бог чаще всего действует при помощи каких-либо средств. Бог в равной степени не стыдится вдохновлять человеческие речи, позволять людям записывать Свои истины на их языке и доверять Слово Своим зачастую не слишком красноречивым приверженцам. Главное различие между Словом Божиим и словом человеческим в том, что Бог Дух Святой обещает действовать, когда бы ни звучало Его Слово. «Так и слово Мое, которое исходит из уст Моих, — говорит Господь, — оно не возвращается ко Мне тщетным, но исполняет то, что Мне угодно, и совершает то, для чего Я послал его» (Исаии 55:11). Обращаясь к критике, следует сказать, что Слово старше Церкви. Даже до того как Библия была написана полностью, никто не мог узнать об Иисусе и присоединиться к Церкви, не услыхав о Нем. Слова, повествующие об Иисусе, о том, что Он совершил, и о прощении, которое Он предлагает, являются частью Слова Божия. Ранние христиане провозглашали Евангелие (Слово Божие), которое можно было проследить до времен первых Апостолов, учивших Слову Божию, слышанному от Самого Иисуса (Слова Божия, ставшего плотью). Апостольское свидетельство было записано с самого начала, равно как и более древние пророчества Ветхого Завета, а позднее отдельные книги собрали и издали вместе. Но это всегда было Слово, которым Бог призывал людей к Себе. «Но как призывать Того, в Кого не уверовали? Как веровать в Того, о Ком не слышали? Как слышать без проповедующего?» — вопрошает Апостол Павел. «Итак, вера от слышания, а слышание от слова Божия» (Рим. 10:14, 17). И это Слово, устное или письменное, воплощенное в Иисусе или проповедуемое в современной Церкви, действенно, остро и убедительно: «Ибо слово Божие живо и действенно и острее всякого меча обоюдоострого: оно проникает до разделения души и духа, составов и мозгов, и судит помышления и намерения сердечные» (Евреям 4:12). БИБЛИЯ «Никакого пророчества в Писании нельзя разрешить самому собою», — свидетельствует о себе Библия. «Ибо никогда пророчество не было произносимо по воле человеческой, но изрекали его святые Божии человеки, будучи движимы Духом Святым» (2-е Петра 1:20-21). Бог — в Своем провидении управляя историей — вдохновил людей на то, чтобы Его Слово было записано. Потому христиане веруют, что «все Писание богодухновенно» (2-е Тимофею 3:16). Тот факт, что Слово Божие записано в Книге и доступно каждому, многим кажется недуховным. Они предпочитают, чтобы общение с Божеством было неясным и таинственным, сокрытым в некоем прорицании, загадочным, перенесенным в область мистических переживаний. Христиане же веруют, что Слово Божие, записанное чернилами на бумаге, доступно и объективно. Писание истинно. «Я и мой ближний, или, проще говоря, все люди могут ошибаться и обманывать, — пишет Лютер в своем Большом катехизисе, — но Слово Божье ошибочным быть не может»[1]. Оно не просто верно, оно само и есть истина. Иисус сказал: «Слово Твое есть истина» (Иоан. 17:17). Человеческий рассудок кажется способным самостоятельно познавать многие истины. Великий средневековый богослов Фома Аквинский верил даже в способность разума доказать бытие Божие (хотя многие христиане с ним не согласны). Однако разум, продолжал Фома Аквинский, мало может нам сказать о самом Боге, о том, каков Он, каковы Его цели и каково Его отношение к людям. Чтобы познать совершенное Божество, необходимо Его собственное откровение. Он сам должен рассказать нам о Себе, о Своих деяниях в истории, о Своей воле, и о том, что Он совершил ради нашего спасения. Но как мы сможем понять все это без человеческого языка? Кроме того, мы полностью зависимы от Его Слова. Лютеране и другие христиане признают неоспоримый авторитет Библии. Она является источником, образцом и мерилом истинного богословия. При том что Слово Божие звучит всякий раз, когда люди провозглашают весть о Христе, человеческие слова не являются Словом Божиим, если они расходятся с Библией и не передают ее содержания. Лютеране и другие христиане согласны во мнении, что Библия сообщает нам точные сведения о деяниях Божиих в истории. Мы никогда не узнали бы о воплощении Христа и об искуплении, если бы не смогли прочесть об этом. Эти объективные исторические события просто растворились бы во времени, не дойдя до нас. Библейские повествования и учения несут нам необходимые знания. Однако лютеране видят нечто большее в чтении и слушании Слова Божия. Они рассматривают это как средство благодати. Слова Писания не просто передают информацию, они передают действие Духа Святого. «Слово Божие живо и действенно». Слова Писания реально связывают нас с тем, что они описывают. Бог в буквальном смысле объективно присутствует на его страницах, влагая в наши сердца дар веры. Многие христиане, включая протестантов, признающих неоспоримый авторитет Писания, не принимают столь возвышенного взгляда лютеран на Библию. Библия действительно сообщает нам исторические факты и богословские истины, но ведь Бог не может присутствовать в бумаге и чернилах. Не следует поклоняться книге. Лютеран обвиняют в «библиопоклонстве». И все же лютеране утверждают, что Дух Святой живет и действует в словах Писания. Они отрицают поклонение книге, но видят в Библии средство благодати, подобное Таинствам. Слово Божие содержит Закон и Евангелие. Библия открывает нам святость Божию, Его волю, Его требования и Его суждения. Чтение всего этого может ужасать. Но Библия являет и любовь Господню, благодать и обетования, коими Бог неизменно избавлял Своих детей от рабства греха, и повествует о том, как Христос принес Себя в жертву за наши грехи. Цель чтения Библии не в том, чтобы получить информацию о Боге, выбрать образец поведения или жизненные принципы, хотя Писание предлагает и все это. Чтение Библии в духовном отношении означает личную встречу с Богом. Эта встреча может быть ужасающею. Добросовестное восприятие строгих требований Божиих, Его гневного суда относительно малейших нарушений Закона наполняет читателя чувством вины, ужасом и отчаянием. Но эта встреча приносит и исцеление — читатель приходит к пониманию того, что Бог гнева является и Богом благодати, от начала времен приготовившим жертвенную Кровь для покрытия человеческих грехов, что Он пришел к нам в Иисусе, и Его гнев был поглощен крестом. Читая библейскую историю, законы, поэзию, повествования и апостольские послания, мы открываем для себя Закон и Евангелие, а через них Дух Святой изменяет наши сердца, приближая нас ко Христу. Когда я впервые начал серьезно читать Библию, главы Ветхого Завета поразили меня, а позднее привели в ужас повелением Господним истребить Хананеев. Я начал понимать, что Бог есть Некто «иной», Некто превосходящий мое понимание. Я понял, что создавал образ Божий согласно своим предпочтениям, наделяя свое божество приятными мне качествами. Иначе говоря, я пытался творить божество по своему образу. Но Бог, о Котором я читаю в Библии, Чье огненное дыхание поражает прикасающихся без искупительной Крови к Ковчегу Завета, отличается от меня. Он оказался таинственен, свят и страшен. Но именно такой образ более правдив. Я, вероятно, никогда до конца не верил в образ туманного, «прирученного» духа, созданный мною самим и определяемый моим гуманистическим либеральным богословием. Реальный мир с его опасностями, последствиями любого выбора и «темными сторонами» — такими как рак — не мог быть сотворен столь сентиментальным божеством. Скорее всего, я осознавал в глубине сердца, что пытаюсь придумать для себя удобную религию, и что в данном случае атеизм был бы более честной позицией. Но библейский образ Бога очерчен весьма резко. Он является абсолютом, в высшей степени непостижим и, как бы Его ни воспринимали, совершенно праведен. Я увидел Бога в новом свете — в свете праведности. А еще я разглядел себя среди мятежного народа Израильского — неблагодарных, непоследовательных идолопоклонников. И все же я увидел, что когда Божий народ бывал почти полностью поглощен и порабощен языческими культурами, которым он пытался противостоять, Бог неизменно посылал Израилю избавителей: Моисея, судей, пророков и праведных царей. Он даровал им Храм и удивительные жертвы, посредством которых их грехи могли быть смыты кровью. Когда я начал читать в Новом Завете о жизни Христа, все в моем понимании сложилось в единую картину, а послания Апостола Павла с еще большей ясностью открыли мне факт моего спасения. В то время я не знал терминологии и богословских учений, но то что я переживал, читая Библию, было сочетанием Закона, обличающего мою греховность и пробуждающего во мне осознание удаленности от Бога, и Евангелия, обещающего мне прощение во Христе. Гораздо позднее, став лютеранином, я понял каким образом Слово Божие, действующее через Закон и Евангелие, является средством, через которое Святой Дух дарует веру. ТАИНСТВО КРЕЩЕНИЯ Нашему времени присущи как неверие, так и гипердуховность. Никто не возражает против религии, пока она не выходит за рамки внутренней жизни, пока она нематериальна и не имеет четких очертаний. Кому-то может показаться недуховным утверждение, что вещественная книга, написанная чернилами на бумаге, может производить такое действие, или что проповедуемое с церковной кафедры Слово Божие, являющееся звуковым колебанием, распространяющимся в воздухе, ударяющим по барабанной перепонке и воспринимаемым мозгом, может быть использовано Святым Духом для созидания веры и спасения души. Слово Божие говорит и о других материальных средствах благодати, силою того же Слова приближающих нас ко Христу и созидающих веру. Это Таинства — Крещение и Святое Причастие. Духовность в понимании лютеран — это духовность Таинств, сосредоточенная в убежденности, что Дух Святой действительно нисходит в момент Крещения, а Иисус Христос реально присутствует в хлебе и вине Святого Причастия. Разумеется, весьма странно, что вода, хлеб и вино могут быть столь значительны, хотя, возможно, не более странно, чем чернила, бумага и звуковые волны, передающие Слово бесконечного Бога, непостижимость чего будет рассмотрена в следующей главе. Однако лютеране веруют, что Евангелие действительно передается — и даже детям — через Крещение. Оно передается и при повторении Вечери Господней, когда причащающиеся вкушают хлеб и вино, в которых реально присутствуют Тело и Кровь Иисуса Христа, преданные во искупление грехов. Такие утверждения не менее удивительны, но они являются еще одним примером объективной природы благодати Божией и того, что Бог совершил все для нашего спасения, а нам остается только принять Его дар. Божие присутствие одинаково реально было в Его Храме при поклонении и жертвоприношениях народа Израильского, и теперь в Его Церкви. Оправдывая каждого грешника в отдельности, Слово Божие объединяет их в Церковь — Тело Христово. Сколь бы маловероятно это ни казалось, Дух Святой действует в каждой поместной общине, по мере того, как пастор проповедует Слово, разъясняет и применяет его к жизни прихожан. То же Слово действенно и в жизни прихода на особенно личностном уровне, когда пастор крестит и причащает свою паству. «Так и нас ныне подобное сему образу крещение, не плотской нечистоты омытие, но обещание Богу доброй совести, спасает воскресением Иисуса Христа» (1-е Петра 3:21), — сказано в Библии. С этими ясными и однозначными словами трудно спорить. Крещение действительно спасает нас — не простым омовением, но соединяя с воскресением Христовым. Совершаемое в Крещении нельзя описать лучше, чем это сделал Апостол Павел: «Неужели не знаете, что все мы, крестившиеся во Христа Иисуса, в смерть Его крестились? Итак мы погреблись с Ним крещением в смерть, дабы, как Христос воскрес из мертвых славою Отца, так и нам ходить в обновленной жизни. Ибо если мы соединены с Ним подобием смерти Его, то должны быть соединены и подобием воскресения» (Римлянам 6:3-5). Согласно Писанию, в Крещении человек соединяется со Христом в Его смерти и воскресении. Во время Крещения мы погружаемся в Его смерть, мы «погребаемся с Ним» и «соединяемся с Ним в Его воскресении». Это сильные слова. Лютеране, наученные держаться Слова Божия, не пытаясь истолковывать его по-своему, понимают их буквально. Принять Крещение — значит умереть со Христом и вновь возродиться. В этом связь между Голгофой, пустой могилой и нынешним днем. Всякий принявший Крещение может уверенно исповедовать свое участие в смерти и воскресении Христа. Принявший Крещение родится вновь. Я понимаю, что мои слова будут отрицательно восприняты многими протестантами. Христиане любых конфессий могут многому учиться у лютеран, но их приверженность Таинствам обычно становится камнем преткновения. Повторю, моя цель заключается не в защите данного учения или его глубоком истолковании. Для этого вам стоит обратиться к источникам, указанным в конце книги. Однако лютеранский взгляд на Крещение является наиболее евангельским. Разумеется, лютеране веруют в обращение, в необходимость личной веры. Они также отвергают «магическое» понимание Крещения, подразумевающее, что спасает само производимое действие. «Как вода может творить столь великие дела?» — прямо спрашивает Лютер в своем Кратком катехизисе. «Конечно, не вода творит их, но Слово Божие, которое с водой и в воде пребывает, а также вера, уповающая на Слово Божие, которое в этой воде».[2] Кроме того, Крещение не совершается людьми ради умиротворения Божества; Крещение, как и любое другое спасительное деяние, совершается Богом. В своем Большом катехизисе Лютер поясняет: «Быть крещеным во имя Божие — значит быть крещеным не людьми, но Самим Богом. Таким образом, хотя Крещение и осуществляется человеческими руками, оно воистину является деянием Самого Бога».[3] Рассмотрим, например, Крещение младенцев. Ребенок не в состоянии понять значение этого обряда. Он не знает Библии, у него нет нравственных устоев и воли, способной посвятить себя Христу. Как могут лютеране говорить, что крещеный младенец — уже является возрожденным христианином? И как они согласовывают свое учение о возрождении в Крещении с учением об оправдании по вере? Крещение младенцев, пожалуй, лучший пример оправдания по вере. Особенность лютеранского учения о Крещении состоит в том, что крещеные младенцы имеют веру. Конечно, ребенок не имеет познания или способности выбирать, но вера — не интеллектуальное достижение и не принятое решение. Вера — это доверие, состояние полной зависимости от Христа. Разве ребенок в своей беспомощности не доверяет отцу и матери? Разве он не полностью полагается на родителей? Разве ребенок не осознает материнскую любовь — самое реальное в его существовании? Если ребенок имеет веру в своих родителей, покоясь в безопасности, полагаясь на их любовь и заботу, то почему же ему не веровать и в Небесного Отца? В оправдании человек полностью пассивен, он лишь принимает предлагаемое ему. Повторю, что спасение не достигается делами, нравственными усилиями, приобретенными познаниями или мистическими переживаниями. Спасение заключается в принятии дара Божия. Крещаемый младенец является образцом такого пассивного восприятия, за которое взрослым непрерывно приходится бороться в их упорном стремлении спасти себя собственными усилиями. Вот почему, описывая веру, обращение и жизнь христианина, Иисус приводит в пример ребенка: «Истинно говорю вам, если не обратитесь и не будете как дети, не войдете в Царство Небесное; итак, кто умалится, как это дитя, тот и больше в Царстве Небесном» (Матф. 18:3-4). Беспомощный ребенок оказывается для нас примером обращения («если не обратитесь»). В оправдании человек не смеет гордиться ни своими способностями, ни своими делами («кто умалится, как это дитя»). В Крещении ребенок пассивно принимает благодать Божию, соединяется со Христом и преображается. Дух Святой поселяется в ребенке, созидая в нем живую веру. Веру эту надлежит непрерывно питать Словом Божиим, — подобно тому, как новорожденного младенца для поддержания его жизни необходимо постоянно кормить. Но мы не должны излишне сентиментализировать Крещение. Несмотря на приятные чувства, переживаемые родителями, друзьями и всею общиною, на то, как мил ребенок в своем кружевном одеянии, смысл Таинства таков, что в Крещении младенец умирает. Вода Крещения означает не только очищение, но и смерть. В Новом Завете Крещение названо погребением. При Крещении младенцу также дается имя. Но рядом с именем ребенка стоит и имя Божие. И в самом деле, что, как не имя Божие, отличает Крещение от простого омовения («Я крещу тебя во имя Отца, и Сына, и Святого Духа»). Слово Господне знаменует Его присутствие, и в Таинстве личность ребенка соединяется с Личностью сотворившего его Отца, искупившего его Сына и ведущего его по пути веры Духа Святого. Крещение имеет непреходящее значение в духовной жизни лютеранина. Нас постоянно призывают «помнить о своем Крещении». Каждое утро, умываясь, говорил Лютер, следует вспоминать о своем Крещении. Описание Крещения, содержащееся в Катехизисе, применимо к каждой минуте жизни христианина. Повторю еще раз: «Живущий в нас ветхий человек (ветхий Адам), со всеми своими грехами и злыми вожделениями, путем ежедневного сокрушения и покаяния, должен быть погружен под воду и умерщвлен и... вместо него должен ежедневно возрастать новый человек, который будет жить вечно в праведности и чистоте пред Богом».[4] Факт Крещения также связан с уверенностью в спасении. Многие современные христиане беспокоятся о том, действительно ли они лично приняли Иисуса Христа как своего Господа и Спасителя. Стал привычным на больших протестантских собраниях призыв к людям выйти вперед и еще раз принять решение — на всякий случай, если они не сделали этого раньше. Приглашение к алтарю превратилось в некое евангелическое «таинство». (Один из моих студентов написал рассказ о человеке, который почти вышел вперед — возможно, вышел бы, попроси пастор общину спеть еще один куплет приглашающего к покаянию гимна, — после чего тою же ночью погиб в автомобильной катастрофе, обрекши душу свою на вечные муки.) Однако значение, придаваемое внутреннему движению воли и тому, что делает человек для своего спасения, а не тому, что совершил Христос, само по себе субъективно и потому ненадежно. Неуверенность христиан в спасении по благодати может быть вызвана страхом, что Господь не избрал их в число тех, кому Он дарует веру. Отвечая мучительно сомневающимся в своей принадлежности к избранным, Лютер указал на свершившийся факт: «Ты — крещеное дитя Божие», — сказал он им. В дни сомнения, страха и отчаяния людям, неуверенным в своем спасении и своей причастности ко Христу, надлежит помнить, что христианам не следует смотреть внутрь себя, где они найдут еще больше причин сомневаться в своем спасении. Благодать, по убеждению лютеран, объективна. Христиане, ищущие уверенности, должны осознать, что их спасение — это объективный факт, запечатленный в реальном пространстве и времени, столь же осязаемый, как вода. Слова: «Помните о своем Крещении» — для лютеран чаще всего означают: «Помни, что ты крещен», — поскольку само событие обычно ускользает из памяти. Но я не забыл о своем Крещении. Все сказанное выше относится и ко Крещению взрослых. Меня крестили взрослым, или скорее подростком, потому мне выпало счастье помнить, что представляет собою Крещение. Это случилось задолго до того, как я стал лютеранином. (Замечу, что лютеране признают Крещение во всех христианских церквях, ведь Крещение это Слово и имя Господне в сочетании с водою, а не богословские взгляды пастора. Строго говоря, это не дело рук человеческих. Как сказал Лютер, Крещение производит Бог.) Мне исполнилось тогда около 12-ти лет, и я был столь несведущ, как ребенок. Я вышел к алтарю после очередного призыва (практика, не присущая лютеранам) и был крещен полным погружением (что отличается от лютеранской традиции, но вполне приемлемо и весьма наглядно в передаче представления о смерти и погребении). Я очень живо помню, как все произошло. Баптистерий представлял собой обычно скрытый занавесом контейнер с водою, встроенный в алтарную стену церкви. При Крещении занавес отодвигался, открывая на заднем плане деревья, воду и небо, изображающие реку Иордан. Открытый для Крещения занавес всегда производил на меня торжественное и даже таинственное впечатление. Вместе со мною крестились мои товарищи из молодежной группы. Я помню, как спустился по бетонным ступенькам в воду, которая, к моему облегчению, оказалась теплой. На мне были старые джинсы и футболка под белой робой, пузырившейся в воде. Крестя во имя Отца, Сына и Святого Духа, пастор произнес мое имя во всем известной уменьшительной форме, ведь я был еще школьником. Может быть, поэтому я до сих пор ассоциирую себя с этим именем. Я закрыл нос руками, как меня учили, наклонился назад, поддерживаемый руками пастора, и теплая вода сошлась надо мною. Мне казалось, я оставался в воде долгое время, а затем меня быстро подняли на поверхность. Задыхаясь и расплескивая воду, пытаясь отдышаться, я чувствовал себя необыкновенно приподнято. Когда все закончилось, я, вернувшись в комнату для переодевания, почувствовал, что по-настоящему очистился, родясь заново. На следующий день, побуждаемый усердием перед Богом, я подошел к своему лучшему другу и впервые попытался «евангелизировать», желая, чтобы и он пережил то же возрождение. «Эрл, — сказал я, — ты должен креститься». «Зачем?» — легкомысленно спросил он. Меня крайне удивила такая реакция; не будучи должным образом подготовлен, я не знал, что ответить. «Но это здорово», – сказал я наконец, однако в душе мне было больно за столь жалкое свидетельство своей веры. Я знал, что есть нечто большее, и что я должен был об этом узнать. Я все еще оставался ребенком. Повторяю, меня крестили не лютеране. И хотя гораздо позднее, читая Клайва Стейплза Льюиса, я получил первое представление о христианстве, прочел и принял Библию, а еще позднее стал членом Лютеранской церк- ви, — таково было начало моего пути. ТАИНСТВО СВЯТОГО ПРИЧАСТИЯ Вспомним различные формы лютеранской духовности. Во взаимоотношениях с нами Бог — главное действующее Лицо. Не мы ищем Его, но Он нас. (Обратите внимание, как это представлено в притче Христовой о потерянной овце из Евангелия от Луки 15:4-7.) Мы не любим Бога, но Он любит нас («В том любовь, что не мы возлюбили Бога, но Он возлюбил нас и послал Сына Своего в умилостивление за грехи наши», 1-е Иоанна 4:10). Как в стихотворении Фрэнсиса Томпсона «Гончая Небес», мы пытаемся бежать от Бога, но Он неотступно следует за нами. Вместо нашего вознесения к Богу, Он сошел к нам. Несмотря на то, что в мире христиане призваны к активным действиям (что будет предметом обсуждения одной из последующих глав), в наших отношениях с Богом все основано на Его деянии. Это деяние объективно. Бог приходит к нам извне. Христос и Дух Святой поселяются в наших сердцах, но это не просто наша психологическая функция, наши переживания или наше духовное «я». Богатая традициями лютеранская духовная литература напоминает мятущимся в сомнениях христианам, что им не следует смотреть внутрь себя, где они увидят лишь собственную греховную природу. Их взгляд должен быть устремлен к чему-то объективному и осязаемому: ко кресту, к Слову Божию, к Его неизменным обетованиям. Уверенность в том, что эти обетования обращены ко мне, что я — христианин, получивший спасение, подкреплена не смутными воспоминаниями, решениями или ощущением собственной избранности, но объективным, осязаемым историческим событием. «Когда наши грехи и наша совесть начнут давить на нас, — писал Лютер, — мы должны укрепляться и утешаться, говоря: ‘‘И все же, я крещен. Но если я крещен, то мне обещано, что я буду спасен и обрету вечную жизнь, как душой, так и телом’’».[5] Более того, Бог действует через материальную реальность. Само слово «духовный» воспринимается как противоположность «материальному», таким образом предполагается, что религия предлагает «побег» из материального мира, противопоставляя свои ценности всякому «материализму». Несомненно, многие религии, особенно восточные, обладают этим качеством. В индуизме материальный мир понимается как иллюзия, сотканная демонами, а спасение — как освобождение из оков чувственного восприятия и зависимости от физического существования. Христианство, напротив, всегда придавало особое религиозное значение вещественным началам. Первым в христианском Символе Веры звучит учение о сотворении, о Боге, не только сотворившем материальный мир, но и провозгласившем, что все это «хорошо весьма» (Бытие 1:31). Далее следует учение о воплощении, также подтверждающее важность физического мира провозглашением веры в Бога, «сошедшего с Небес ради нас, людей, и нашего ради спасения; воплотившегося от Духа Святого и Марии Девы и вочеловечившегося»[6]. Во Христе «Слово стало плотию» (Иоан. 1:14). В третьем артикуле сказано о том, что Святой Дух являет Себя в земных реалиях, от «общения святых», то есть Церкви, до плотского воскресения мертвых. Средства благодати — Слово и Таинства — также материальны. Земные дела — посещение церкви и, как мы увидим, семья и работа — полны духовного смысла. Средства благодати, при помощи которых Дух Святой созидает в нас веру и духовный рост, являются евангелическими, то есть несут с собою Благовестие о прощении во Христе. Это не талисманы, приносящие дождь или удачу в делах (хотя мы можем молиться и о том, и о другом). Их назначение — передача благодати, ни с чем не сравнимой милости Божией, дарующей вечную жизнь. Таинство Святого Причастия кристаллизует в себе все аспекты лютеранской духовности: Бог действует объективно, через вещество, воплощая Благую Весть и обетование о прощении грехов. Более того, — делая все это еще действеннее, Причастие является реальным присутствием Иисуса Христа. Это потрясающее заявление, отвращающее многих христиан, лежит в самом сердце лютеранского евангелизма. В Библии написано, что Иисус, перед тем как был предан, «взял хлеб и, благословив, преломил и, раздавая ученикам, сказал: приимите, ядите: сие есть Тело Мое», затем, взяв чашу с вином, сказал: «Пейте из нее все, ибо сие есть Кровь Моя Нового Завета, за многих изливаемая во оставление грехов». Он также заповедал Своим ученикам: «Сие творите в Мое воспоминание» (Матф. 26:26-28; Лук. 22:19-20). Разумеется, это может означать, что хлеб и вино символизируют Тело и Кровь Христа. Но нет, лютеране даже не пытаются интерпретировать или разъяснять рационально значение Слова Божия. Существуют и другие изречения, указывающие на необычайность происходящего в Вечере Господней. Апостол Павел строго предупреждает Коринфян: «Посему, кто будет есть хлеб сей или пить чашу Господню недостойно, виновен будет против Тела и Крови Господней. Да испытывает же себя человек, и таким образом пусть ест от хлеба сего и пьет из чаши сей. Ибо, кто ест и пьет недостойно, тот ест и пьет осуждение себе, не рассуждая о Теле Господнем» (1-е Коринфянам 11:27-29). Это звучит далеко не символично. «Тело и Кровь Господни» реальны. Их царственное присутствие должно быть признано. Во всяком случае, необыкновенно серьезное отношение лютеран к Таинствам проистекает из необыкновенно серьезного отношения к Слову Божию. Что, если это правда? Воскресший Христос реально присутствует в хлебе и вине. Мы часто говорим о своих поисках Бога, сожалея, что не встретили Иисуса лично, утверждая, что явление Христа помогло бы нам веровать — и вот Он перед нами. Открываясь у алтаря, Христос дарует Себя нам. Вкушая хлеб, мы, в очень интимном и личном смысле, принимаем Его Тело, преломленное на кресте. Глотая вино, мы принимаем Его Кровь, запечатлевшую Завет, гарантирующий прощение грехов. Мы, как мостом над пропастью между нами и Голгофой, между настоящим и вечностью, в прямом смысле соединяемся со Христом распятым, воскресшим и вознесшимся. Такое единение со Христом более непосредственно и близко, чем Его общение с Апостолами. И в таком случае Сам Христос приходит к нам. Это совершается Христом, а не нами, мы только принимаем. Вечеря Господня есть не что иное, как Евангелие. Пожалуй, наиболее важными в Слове Божием, утверждающем Таинство, как отметил Лютер, являются слова: «За вас предаваемое». Принимающие хлеб и вино слышат, что предлагаемые «Тело и Кровь Христовы» предаются «за вас». Здесь нет ничего неясного. Нет необходимости беспокоиться о своем решении, о том, избран ли я ко спасению, грешен ли я. В Таинстве Христос дарует мне Себя. Все Его обетования, все что Он совершил на кресте для нашего искупления и прощения, сделалось столь ощутимо, что приобрело вкус. Как первые ученики, я прикасаюсь к воскресшему Христу, и Слово Божие, сообщающее мне о том, что я принимаю во время Причастия, напоминает, что Его Тело и Кровь преданы за меня. Это означает, что мои грехи действительно прощены, и я могу быть уверен в милости Божией. Впервые придя в лютеранскую церковь, я зачарованно наблюдал, как люди подходили для принятия Причастия, внимая словам пастора. Мы, разумеется, не могли подойти, не будучи наставлены надлежащим образом. Нам также следовало настолько стать членами данной общины верующих — данного «общения алтаря», насколько близким является единение в этом ядении и питии. Потому сначала я только наблюдал, как Иисус отдает Свои Тело и Кровь за того подростка, за мать с младенцем, за того врача, за женщину в инвалидной коляске. «За вас, — повторял пастор, — за вас, за вас». Иногда — хотя я не раз был поражен ангельским выражением того или иного лица — кажется, будто поток прихожан движется к алтарной ограде по привычке, но привычность действий на дело не влияет. Мы привыкли к тому, что Господь питает Свой народ хлебом насущным и Самим Собою. Это Его деяние, и даже наши ослепление и бесчувствие не делают Его дары менее совершенными. Порой и я принимаю Святое Причастие как нечто обыденное, но часто меня поражает реальность присутствия Христова. Мое первое Причастие было подобно Крещению. Облатка была тонкою, но не таяла во рту. Я услышал слова пастора: «Сие есть истинное Тело вашего Господа и Спасителя Иисуса Христа». Вкус вина был удивительно терпким, одновременно кислым и сладким, соответствуя звучащим словам: «Сие есть Кровь вашего Господа и Спасителя Иисуса Христа». Все было столь осязаемо, столь реально. Без пищи мы умерли бы от голода. Нам необходимо питаться, чтобы поддержать свою физическую жизнь, иначе мы ослабеем и в конечном счете погибнем. Пища, способная насытить нас физически, является результатом смерти других живых существ. Готовим ли мы бифштекс с кровью или вегетарианское блюдо, — продолжение жизни даже на физическом уровне невозможно без жертвования чьею-то жизнью. Так же дело обстоит и с духовной жизнью — для ее поддержания необходима жертва. Кроме того, для ее поддержания необходимо постоянное питание. Евангелие Христово не только обращает, но и питает нас. Нам необходимо принимать Христа вновь и вновь. В лютеранской духовности Слово и Таинства являются средствами благодати. Это осязаемые материальные средства передачи Благовестия Христа, Который обращает и питает нас, реально присутствуя в Своей Церкви. [1] Цит. по: Книга Согласия [Фонд «Лютеранское Наследие»], 1998. Большой катехизис, IV, 57. — Прим. ред. [2] Цит. по: Книга Согласия [Фонд «Лютеранское Наследие»], 1998. Краткий катехизис, IV, 9-10. — Прим. ред. [3] Цит. по: Книга Согласия [Фонд «Лютеранское Наследие»], 1998. Большой катехизис, IV, 10. — Прим. ред [4] Цит. по: Книга Согласия [Фонд «Лютеранское Наследие»], 1998. Краткий катехизис, IV, 12. — Прим. ред. [5] Цит. по: Книга Согласия [Фонд «Лютеранское Наследие»], 1998. Большой катехизис, IV, 44. — Прим. ред. [6] Цит. по: Книга Согласия [Фонд «Лютеранское Наследие»], 1998. Никейский символ веры. — Прим. ред. |