ЖИЗНЬ В ДВУХ ЦАРСТВАХ

ЕВАНГЕЛИЧЕСКО-ЛЮТЕРАНСКИЙ ПРИХОД СВ. ЕКАТЕРИНЫ - РУССКАЯ ЛЮТЕРАНСКАЯ БИБЛИОТЕКА

ЖИЗНЬ В ДВУХ ЦАРСТВАХ:

ДУХОВНОЕ И МИРСКОЕ

Учение о призвании наделяет особым духовным смыслом обыденную жизнь, освящая так называемую мирскую сферу нашего бытия. Семья, работа, руководство и другие измерения общественной жизни открывают бесчисленные возможности для проявления любви, служений и деяний Божиих. Однако учение об оправдании принадлежит иному миру, означая избавление несовершенных людей из сетей греховного мира для вечной жизни на Небесах. Лютеранская духовность подтверждает обе эти истины.  Как и в других великих парадоксах — греха и благодати, Закона и Евангелия, Христа как истинного Бога и истинного Человека, Причастия как хлеба и вина, а также одновременно Тела и Крови Христа — лютеранство настаивает, что христианин является жителем двух царств.

Представление о том, что Бог повелевает как земным, так и духовным царством, каждым из которых Он управляет по-разному, хотя и схожими методами, освобождает христианина для полноправного участия в светской жизни, не делая его рабом. Учение о двух царствах являет христианину образ активности в мире, сохраняя его от политических или богословских утопий. Оно преображает жизнь христианина, не позволяя ему погрязнуть в мирской суете. Одновременно христианин живет в мире своим призванием и на Небесах верою.

ХРИСТИАНСТВО И КУЛЬТУРА 

Вопрос о том, как жить духовной жизнью в бездуховном окружении — один из самых мучительных в жизни христианина. Могут ли христиане смотреть телевизор, ходить в кино и позволять себе другие «мирские» удовольствия? Насколько христиане должны отличаться от окружающих? Следует ли христианам удаляться от греховного общества или стараться изменять его? Богословские споры о правильных взаимоотношениях веры и культуры разделяют церкви и смущают сердца прихожан. Следует ли Церкви вмешиваться в политику? Имеем ли мы право насаждать христианскую нравственность среди неверующих? Должна ли Церковь приспосабливать свою веру и практику к культурным изменениям? Существуют различные взгляды на этот извечный конфликт между Церковью и государством, духовным и мирским.

Один из путей решения проблемы — отождествление религии и культуры. Большинство мировых религий являются именно культурными религиями. Религиозные убеждения способствуют подтверждению общественных устоев.  В естественных религиях различных племен каждое общественное установление связано с особым богом, пояснено и оправдано мифологическими свидетельствами. Во многих языческих верованиях правитель считается богом или потомком богов, а природа, культура и религия сотканы в единую неразрывную паутину. Индуизм с его кастовой системой и ритуалами неотделим от индийской культуры.  Принятие ислама означает обязательное усвоение культуры, связанной с определенными устоями в одежде, питании, законах, а также с арабским языком. Иудаизм позволяет одновременно быть атеистом и иудеем. Многие рассматривают свою религию — лишь как элемент культурной принадлежности.

Общественная роль религии столь значительна, что и христианство порой становится одной из культурных религий. Православные сербы и хорваты-католики считают религию достаточным основанием, чтобы убивать друг друга, но, насколько я знаю, и те и другие редко посещают церковь. Думаю, что и в Северной Ирландии немало католиков-атеистов и подобных им протестантов, стремящихся уничтожить друг друга. Менее трагический путь — это когда принадлежность к определенной разновидности христианства превращается в признак национальной идентичности. Это особенно очевидно в американских церквях, основанных иммигрантами. Мы можем наблюдать польских и ирландских католиков, немецких и скандинавских лютеран, отмечающих национальные праздники во дворах своих церквей.

Несомненно, христианство может поддерживать и трансформировать определенную культуру, которая в свою очередь является частью Божия земного царства и контекстом нашего призвания. Однако, строго говоря, христианство призвано стать всеобщей универсальной верой для представителей всех культур. Иисус повелел Своим ученикам проповедовать и крестить «все народы» (Матф. 28:19). Среди искупленных, пребывающих на Небесах, есть люди «из всякого колена и языка, и народа и племени…» (Откр.      5:9) — то есть из всех культур.

Итак, если христианство не тождественно культуре, каковы должны быть их взаимоотношения? В своей знаменитой книге Христос и культура Ричард Нибур говорит о наличии ограниченного числа возможных соотношений, каждое из которых нашло свое отражение в формах христианского богословия.[1]

По мнению некоторых людей, конфликт между христианством и культурой всегда должен разрешаться в пользу культуры, которая управляет Церковью. В век науки Церкви надлежит смягчать свои сверхъестественные учения. В век романтики Церковь должна придавать больше значения субъективным эмоциям. Терпимость ко внебрачным половым отношениям, преобладающая в обществе, должна проникнуть и в Церковь. Таково мнение «либерального богословия». Оно постоянно меняло формы, в зависимости от культурных тенденций своего времени.  Предполагается, что Церковь должна изменяться по мере того, как изменяется общество, чтобы не терять культурной актуальности.

В либеральном богословии мирским поглощается духовное. Христианство сводится к еще одной культурной религии, обедняется и обессмысливается. Другие подобные религии, по крайней мере, обладают властью и влиянием, но богословский либерализм обслуживает мирские веяния.  Ирония состоит в том, что хотя такие взгляды сводят к минимуму сверхъестественный статус Церкви, они являются прибежищем для многих священников и богословов, способом увеличить число своих прихожан, «не отставая от жизни». Миряне быстро понимают, что, если культура доминирует, и Церковь не может предложить ничего иного, лучше просто хорошенько выспаться воскресным утром.

Другие люди в противостоянии между верой и греховным миром ведут себя более героически. Они пытаются изменять мир, устремляясь к политическому активизму и социальным реформам. Они верят, что посредством законности, политических свобод и общественного переустройства можно привести мир в согласие с Божиими нравственными заповедями. 

К подобной деятельности прибегали как правые, так и левые политические деятели, у нее продолжительная и зачастую славная история. Однако превращение церквей в политические комитеты чревато тем, что, сосредоточившись на земном вместо сверхъестественного, они переходят в разряд просто светских учреждений.

 Однако даже устройство на земле совершенного общества означало бы возникновение новой религиозной культуры. Рай, построенный человеческими руками на земле, далек от истинной вечной жизни. Повторю, христианство должно быть больше чем просто культурной религией.

Иногда конфликт веры с культурою побуждает христиан покидать греховный мир. Они удаляются от мирских радостей и норм поведения. Некоторые погружаются в аскезу, избегая удовольствий и общественных занятий, принимаемых более светскими собратьями. Другие позволяют себе определенные развлечения, при условии что музыка, книги и фильмы имеют христианское содержание. Те, по мнению которых Церковь должна быть отделена от культуры, часто пытаются создавать свои сообщества на основе христианских принципов, примером чего могут быть американские менониты, отказавшиеся от современных удобств ради сохранения чистоты своего сообщества. Эти же тенденции можно наблюдать в создании несколько десятилетий назад христианских районов, в росте числа христианских предприятий и учреждений, составляющих христианскую субкультуру.

Многими из подобных начинаний можно восхищаться. Христианам следует удаляться от греха. Самоотречение и отказ от мирских ценностей — истинные добродетели.  Но и такой подход может оказаться проблематичным.  Прежде всего, Библия призывает нас к служению ближним и активности в мире. Укрываясь в своих христианских сообществах, мы в буквальном смысле позволяем миру катиться в ад, что нелегко оправдать Писанием. Кроме того, возникающая субкультура приобретает собственные проблемы — постоянные политические интриги, погоню за положением и мирские заботы, присущие внешней культуре. От проказы греха, разрушающей все культуры, нелегко избавиться.

Пытается ли Церковь управлять культурой или формировать свою собственную, корни греха слишком глубоки. Ни одна из попыток не может быть успешной. Христианские монархии разрушает коррупция. Христианские сообщества распадаются под давлением зависти, несходства характеров и откровенного греха. Никто, включая и христиан, не в состоянии жить нравственно совершенною жизнью, а тем более побудить к этому кого-то другого. Посему любые попытки возвести на пьедестал совершенную христианскую культуру обречены.

Проповеди о приспособлении к обществу, его перестройке или отделении от него основаны на Законе, а не на Евангелии. Они низводят христианство до свода поведенческих правил и схем, игнорируя тот факт, что люди греховны и не в состоянии исполнить Закон. На более глубоком уровне они пренебрегают сутью христианства — благодатью Божией, искупительною жертвою Христа и прощением греха. Другими словами, в стремлении построить свое царство они опираются на богословие славы, а не креста.

ОБИТАТЕЛИ ДВУХ ЦАРСТВ 

Однако и активная общественная жизнь, и удаление от мира имеют свою ценность. Возможно ли их соединить?  Библия очевидно предлагает гораздо более сложный взгляд на отношения христианства и культуры. В молитве о Своих учениках перед арестом в Гефсиманском саду Иисус так описывает ситуацию: 

«Я передал им слово Твое; и мир возненавидел их, потому что они не от мира, как и Я не от мира. Не молю, чтобы Ты взял их из мира, но чтобы сохранил их от зла. Они не от мира, как и Я не от мира.  Освяти их истиною Твоею; слово Твое есть истина. Как Ты послал Меня в мир, так и Я послал их в мир…» (Иоан. 17:14-18). 

Его ученики — а Христос причисляет к ним не только Своих Апостолов, но и «верующих в Меня по слову их» (17:20), то есть нас — «не от мира», но Он посылает их «в мир». Христиане должны быть «не от мира, но в ми-   ре» — активно действовать в мире, в то же время не принадлежа ему.

Перечисляя различные взгляды христиан на эту проблему, Нибур описывает позицию лютеран как «парадокс Христа и культуры». Лютеране называют это учением о двух царствах. Согласно ему, Бог управляет и культурой и Церковью. Однако управляет Он ими по-разному.

Лютеранское богословие учит, что Бог царит над всем сущим — от мелкой пташки до движения облаков, от душевных порывов каждого человека до судеб целых народов. Так называемое «мирское» подвластно Ему так же, как и духовное.

Его власть и попечение простираются и на неверующих. Они подвластны Его нравственному Закону, сдерживающему грех и его последствия. Не будучи связана таким образом, человеческая склонность ко греху разрушила бы всякие отношения. Выпущенный на свободу грех сделал бы немыслимыми сотрудничество и взаимные связи, необходимые в обществе. Существование самой культуры стало бы невозможно. Посему Закон Божий проявляется в нашей совести, сдерживающих общественных началах, юридических структурах и нравственных нормах, которых придерживаются все культуры.

В промышлении Своем Бог равно заботится о верующих и неверующих. «Он повелевает солнцу Своему восходить над злыми и добрыми и посылает дождь на праведных и неправедных» (Матф. 5:45). Сила Его промысла действует через жизнь и работу обычных людей. Он скрывается даже за теми, кто Его не признает. То есть, как мы видели,  Он действует через наше призвание. Все творение составляет Его царство.

Но у Бога есть и другое царство — спасения и благодати. У Него особые отношения с теми, кого Он пришел спасти, собирая их в Церковь, водимую Им через Святого Духа. В Своем земном царстве Бог правит силою, в духовном — любовью. Божие земное царство подчинено Закону, духовное — Евангелию.

Христиане живут в обоих царствах. Потому они должны быть активными носителями культуры и своим призванием служить ближним, являя пример нравственности. Они также члены Церкви Христовой, оправданные по вере. В духовном царстве они лишь пассивно принимают благодать Божию. В земном же — активно трудятся во имя Божие. Христиане призваны жить в обоих пределах, будучи «в мире, но не от мира». 

ЧТО ОЗНАЧАЮТ ДВА ЦАРСТВА 

Учение о двух царствах несомненно побуждает христиан к активности. Лютеран часто обвиняют в проповеди излишнего послушания государству. Поскольку, как веруют лютеране, положение правителя делает его Божиим представителем, сопротивление несправедливому правителю можно понимать как сопротивление Богу. Если светские власти — это часть Божия царства, а Церковь призвана заниматься лишь духовными вопросами, может показаться, что лютеране пытаются удержать людей от критики своих правительств или от стремления к общественным переменам. Подобный взгляд на два царства является полнейшим недопониманием (даже если его придерживаются некоторые лютеране). Когда дело касается общественных и политических структур, нельзя забывать, что Бог есть Царь.  Будучи проводниками Его деяний, земные институты подчинены Его Закону.

Главное назначение нравственных заповедей, сдерживать зло, по-особому приложимо к общественному злу.  Правители и политические системы, нарушающие нравственные заповеди Божии, угнетатели своего народа, погрязшие в коррупции и явном грехе, попирают волю Божию и свое призвание. За нарушение Божиих заповедей они должны быть призваны к ответу. Быть гражданином — также призвание, посему христиане вправе ради социального, политического и культурного совершенствования общества порицать замеченное зло, в том числе и в своих правителях.

Несостоятельность обвинения лютеранства в терпимости к тирании (включая оскорбительные заявления о том, что лютеранская общественная теория сделала возможным приход к власти Гитлера) тщательно доказал Уве Симон-Нетто в своей книге «Сфабрикованный Лютер». В моей собственной книге «Современный фашизм» я попытался показать, что Гитлер, отвергавший Библию за ее «еврейство» и провозглашавший идеологию «триумфа воли», был если не антихристом, то, по крайней мере, антилютером. Немецкая церковь, поддержавшая национал-социалистов, к тому времени пребывала в состоянии культурной религии, уча, что культура главенствует над христианством, и сводя к нулю сверхъестественные утверждения Библии. Ортодоксальное лютеранство, основываясь на Библии и признавая «порабощенность воли», должно отвергать, и в лице исповедовавших свою веру отвергало подобное поклонение культуре, идолопоклонство и неповиновение заповедям Божиим.[2]

Таким образом, политические воззрения остаются глубоко реалистическими, скептическими в отношении любой утопии. Ни одна система, созданная человеком, не достигает совершенства. Каждая из них подлежит нравственной критике, основанной на всеобщем надкультурном Законе Божием. В то же время учение о призвании в Божием земном царстве поощряет общественную, культурную и политическую активность. Граждане-христиане не должны питать иллюзий относительно создания рая на земле собственными активными действиями, одновременно отстаивая  и исполняя нравственные заповеди.

Учение о двух царствах реально освобождает христиан для плодотворной деятельности на светском поприще и разрешает дилеммы, часто преследующие их в общественной жизни. Нравственность, к примеру, зачастую считается основным делом религии. Посему противников аборта часто обвиняют в навязывании своей религии другим. Нравственные принципы подлежат изгнанию у народа, отделившего Церковь от государства. Однако с точки зрения лютеран нравственность — есть главное дело не Церкви, а земного царства. 

Религия, взаимоотношения человека и Бога основаны не на Законе, а на Евангелии, в отличие от общественных отношений. Нравственные заповеди Божии записаны даже в сердцах неверующих (Рим. 2:14-15). Защита жиз-  ни — дело всех правительств в любой культуре, и христиане правы, выступая против абортов на нравственных основаниях. Это не насаждение религии, которое означало бы навязывание людям веры во Христа. Христиане вправе защищать жизнь и отстаивать прочие нравственные принципы посредством практических действий, политических комбинаций и издания законов, сотрудничая с неверующими союзниками.

Поощряя активную позицию и участие в общественной жизни, учение о двух царствах в то же время проводит четкую границу между Церковью и миром. Церковь не должна подражать культуре. Главная задача Церкви — провозглашение Благой Вести, а не насаждение Закона.  Христиане свободны быть активными членами общества, относясь к нему критически, порицая грех и, в определенной степени, держась в стороне от бренности этого мира.  «Ибо не имеем здесь постоянного града, но ищем будущего» (Евреям 13:14). 

СМЕШЕНИЕ ДВУХ ЦАРСТВ 

Проблемы возникают, когда происходит смешение двух царств, когда Церковь выполняет функции культуры или культура — Церкви. Что уместно в одной сфере, неприемлемо в другой. Труд с целью извлечения прибыли успешно применяется в экономике, а заключение под стражу правонарушителей — дело полиции. Но процветание Церкви заключается не в ее доходах, она не вправе лишать свободы тех, кто не повинуется ее учению. Церковь не имеет совершенно никакого права на инквизицию или священные    войны.

Стремление «навязать» другим свои религиозные убеждения полностью противоречит Евангелию. Лютер настаивал на невозможности применения Церковью принуждения. Церковь не вправе нести меч — только Слово.  «Церковный служитель, — говорит Густав Вингрен, — должен воздерживаться от любого земного оружия, от принуждения и жажды светской власти, ибо Слово противится применению любой внешней силы. Проповедник, полагающийся исключительно на внутреннюю невидимую силу Слова, истинно верен своему призванию». Война может быть справедливой и составлять чье-либо земное призвание, но религиозные войны как таковые, саму идею завоеваний во имя Христа Лютер считал крайней аномалией.

Христиане должны предпочитать страдания за веру, следуя на крест за Христом, защите своей веры силою. Вера есть дар Божий, деяние Духа Святого, совершаемый по благодати. Она не может быть навязана кому-либо властью или мечом.

Светские правители, напротив, применяют силу — «носят меч». Законная светская власть — не Церковь — может вести войну, принуждать к повиновению и наказывать преступников. При этом она не может указывать пастору, о чем проповедовать, или как-то иначе вмешиваться в служение Слова. Она должна защищать Церковь, неспособную к самозащите.

Смешение царств происходит при попытке земных властей копировать служение духовного царства. Я вспоминаю, как, еще не будучи лютеранином, слушал пастора, который видел решение проблемы преступности в освобождении всех заключенных. Ведь Иисус сказал, что Он пришел освободить пленных. Если мы действительно верим Библии, разве не должны мы понимать ее буквально? Если бы мы открыли двери тюрем, это так тронуло бы грабителей и убийц, что они немедленно прекратили бы свою преступную деятельность. Даже тогда это предложение показалось мне наивным. Теперь я понимаю, что оно означало бы смешение двух царств. Земное царство существует, чтобы исполнять закон, духовное — чтобы даровать прощение. Судья должен вершить правосудие, а не безусловную милость, присущую только Евангелию. Разумеется, снисходительность возможна и в суде при определенных условиях, однако суд не должен просто прощать преступников. Это может только Христос. Раскаявшийся преступник, обратившийся ко Христу, может получить полное прощение и быть принятым в Церкви. Но духовное обращение не освобождает преступника от наказания государством.

Смешение царств происходит также, когда земные власти присваивают себе права духовных. Проекты, претендующие на решение всех человеческих проблем, изменение природы человека и устранение последствий греха идеологическими и социологическими методами могут показаться весьма благонамеренными, но в реальности они почти всегда опасны. Величайшая насмешка истории состоит в том, что утопические попытки создать рай на земле оборачиваются адом. Таковыми оказались стремление к равенству Французской революции, обожествление государства фашизмом, диалектический материализм коммунизма, таковы лживые обещания любой демагогии. Человеческие сообщества и власти по сути своей ограниченны, обречены терпеть поражения и запятнаны грехом. Они являются местом человеческого и Божия служения, но никогда не станут раем. Единственный путь на Небеса — крест Иисуса Христа.

Церковь не может полагаться на силу, общественный престиж, риторические манипуляции и выдуманные человеком программы. Все что у нее есть — это Слово и Таинства, которые, хотя и могут показаться слабыми миру и богословским учениям славы, в действительности несут в себе животворящую силу Святого Духа.

Церковь и составляющие ее христиане должны принадлежать иному миру, фокусируясь на совершенной реальности Божия духовного царства, на Его власти над сердцами людей и на обетовании вечной жизни. Но все же христиане должны играть активную роль в этом мире через свои призвания, утверждая Закон Божий и участвуя в попечении Господнем обо всем сущем. Итак, оба полюса этого парадокса существенны. Те христиане, которые, погружаясь в мистические фантазии, забывают о своем долге служить ближнему и иметь активную жизненную позицию, пренебрегают требованиями земного царства. Отвергающие же веру в сверхъестественное ради общественной активности и прогресса, пренебрегают законами царства духовного.

Оба царства существуют одновременно в настоящем, а не в будущем (как если бы законы вечности действовали лишь после смерти, а общественная нравственность нужна была лишь до ожидаемого уничтожения государства). Каждый христианин — житель обоих царств и может действовать как в духовной, так и в мирской сфере. Христиане живут в таком напряжении, а порой и конфликте, поскольку грех и Сатана стремятся уничтожить и смешать обе сферы. Но Богу принадлежит полная власть над всем творением — Церковью и государством, верующим и неверующим, духовным и мирским. 

ПОВСЕДНЕВНАЯ ДУХОВНОСТЬ 

«Христианин живет в призвании и в Церкви, — отмечает Вингрен. — Призвание есть конкретная форма Закона, а Церковь — конкретная форма Евангелия». И то и другое — аспекты жизни христианина. Всякий, кто познал евангельскую веру и деятельное мирское служение, всякий, кто сознательно живет в обоих царствах, обладает духовным равновесием, в котором мирское и духовное, нравственность и свобода занимают свое особое место.

Лютер так описывает простого человека скромной профессии, осознающего свое положение в обоих царствах: 

«Пока он (сапожник или кузнец) крепко держится Слова веры, очищающего сердце, и слова познания, научающего его жить со своим ближним, все чисто для него, даже если во время работы руки его и тело покрыты грязью». 

Чумазый рабочий чист в сердце своем верою во Христа. И наоборот, в его закопченном мире все чисто для него, поскольку и это часть Божия царства, в которое он был призван.

Перу Лютера принадлежат два богословских шедевра с как будто противоречивыми названиями: «О рабстве воли» — книга о рабах греха, о нашей неспособности спасти себя, о полной зависимости от благодати Божией; и «Свобода христианина», где он исследует высшую свободу, даруемую верою во Христа. Вторая книга представляет две парадоксальные идеи: 

«Христианин является абсолютно свободным господином всего сущего, и неподвластен никому;  Христианин является покорнейшим слугой всего сущего, и подвластен всем».[3] 

В духовном царстве совершенной свободы цари и крестьяне, богачи и нищие, мужчины и женщины всех культур и призваний равны перед Христом. Они свободны от требований Закона и этого мира. И все же, живя в земном царстве, они добровольно отказываются от своей духовной свободы для служения людям, жертвуют своими интересами ради ближних в призвании к любви и добрым делам. Повседневная жизнь преображается, а вера и добрые дела оказываются сторонами одной и той же медали.

Нам часто кажется, будто высокодуховная жизнь  — это сочетание мистических размышлений, сверхчеловеческой добродетели или сверхъестественной силы, преодолевающей любые преграды. В действительности духовная жизнь внешне выглядит весьма обыденно. Она включает в себя обычный опыт создания отношений, заключения брака и воспитания детей, усилий по решению личных и рабочих проблем. Учение о двух царствах подразумевает, что Бог сокрыт в обыденной повседневной жизни.

Потому «духовны» не только моменты сверхъестественного восторга. Человеческие отношения тоже духовны.  Любовные утехи, часто обретаемые в браке, — высокое и святое переживание. Выступая в роли родителей, — защищая, наказывая, заботясь и любя своего ребенка, — вы необыкновенно близки к Богу, тайно присутствующему во всем, что вы делаете для своего чада.

Удовлетворение, получаемое от работы, также есть нечто духовное. Когда делаешь то, что у тебя лучше всего получается, когда работа или творчество так захватывает, что чувствуешь себя, как говорят, «в своей тарелке», то Бог, даровавший тебе твои таланты и призвание, скрывается неподалеку.

Мы встречаем Бога не только служа и работая, но и принимая Его дары через других. Любовь супруга, родителей или друга в подлинном смысле несет в себе любовь Божию. Пользуясь результатами труда других — обедая в ресторане, ремонтируя машину, посещая врача, снижая скорость при виде полицейского, покупая качественные товары, мы имеем основание благодарить Бога. Наслаждаясь произведением искусства: слушая музыку, читая роман или застыв перед живописным полотном, я вижу особенно яркие проявления Божия владычества в человеческих призваниях. Тот факт, что богоданные дары других людей, ни в коей мере не присущие мне самому, доставляют мне столь неизмеримое удовольствие, побуждает меня возносить хвалу. Не только художнику, но и Богу, беспредельно щедрому во всех Его дарах.


[1] Я не полностью принимаю парадигму Нибура, полагая, что понятия «Христос над культурой» и «Христос, преображающий культуру» в сущности своей совпадают.

[2] Подробнее о лютеранской оппозиции Гитлеру, см. жизнь и труды Германа Зассе, оказавшего сопротивление нацистам, вынужденного бежать в Австралию и ставшего одним из величайших конфессиональных лютеранских богословов XX века.

[3] Цит. по: Мартин Лютер. Избранные произведения. С.-Пб., 1994. С. 25. — Прим. ред.