ЕВАНГЕЛИЧЕСКО-ЛЮТЕРАНСКИЙ ПРИХОД СВ. ЕКАТЕРИНЫ - РУССКАЯ ЛЮТЕРАНСКАЯ БИБЛИОТЕКА
|
1.3. Лютеране в советское время Коренное изменение положения Евангелическо-лютеранской церкви произошло после победы в России октябрьской революции 1917 г. и было связано с курсом большевиков на построение в стране безрелигиозного общества. В соответствии с постановлениями Советской власти 1917—1919 гг. собственностью государства провозглашались все принадлежащие церковным приходам земельные владения, здания церквей и церковных школ, дома священников, издательства и типографии. Вместе с тем, народным достоянием объявлялись благотворительные учреждения, в том числе существовавшие при евангелическо-лютеранских приходах (школы для глухонемых, дома для престарелых, дома для сирот). Они переходили в ведомство местных советских учреждений [373, 33-34]. Одновременно с конфискацией всех банковских вкладов, проводимой советским правительством, религиозные общества также потеряли свои денежные фонды. По новым законам советской власти особо оговаривалось право церкви владеть собственностью. Приобретение товаров, ремонт и использование церковных зданий могли осуществляться только с согласия местной администрации. По декрету от 23 января 1918 года церковь отделялась от государства и школа от церкви. С одной стороны, декрет отменил государственную религию в лице православия, дал возможность развиваться протестантским конфессиям. С другой стороны, он положил начало общей дискриминации прав верующих. Вследствие этого закона религиозные общины лишались прав юридических лиц, им было запрещено организовывать религиозные занятия во всех публичных школах. Кроме того, в первые годы советской власти были ограничены в гражданских правах духовные лица, которые в качестве «неработающих элементов» относились властями ко второму разряду граждан, наряду с торговцами и капиталистами. Для детей духовенства предусматривалась высокая плата за обучение, а с 1923 года им было запрещено учиться в высших учебных заведениях [373, 35]. Во время гражданской войны наряду с лицами других вероисповеданий члены лютеранских общин переживали тяжелые годы, страдая от голода, нападений, поджогов, изнасилований, грабежей и убийств. Известно, например, что пользующаяся дурной славой банда Махно осенью 1919 года особо штурмовала те области южной России, в которых находились восемь евангелическо-лютеранских, шестнадцать меннонитских и три католических общины [373, 35]. Экономический кризис и массовый голод, жертвами которых в стране с 1920 по 1922 год стали 5 миллионов человек, вынудили правительство сменить политический курс [373, 36]. Введение НЭПа в 20-е годы сделало существование церкви более свободным. Например, было облегчено сообщение с заграницей. Так, Генеральный суперинтендент Т.Майер смог в 1923 г. участвовать в первом мировом конвенте в Эйзенахе [373, 36]. Кроме того, было получено согласие от правительства на созыв Генерального Синода, который должен был собраться в 1918 году. В июне 1924 г. в Москве в церкви св. Петра и Павла собрался первый Генеральный Синод евангелическо-лютеранской церкви СССР, на котором присутствовали представители латышских, эстонских и финских национальных групп [327, 49-50]. Главными итогами этого церковного собрания было принятие синодальной конституции и выбор церковного руководства, заложившие новую основу церкви. Советский Союз был поделен на региональные единицы, подчиненные Генеральному Синоду — общему съезду. Во главе лютеранской церкви встал Верховный церковный совет в Москве вместо прежней Генеральной консистории в Санкт-Петербурге [194, 49]. Основной закон, регламентирующий деятельность Евангелическо-лютеранской церкви, оставался в основном в силе до введения порядка новых постановлений в 1988/1990 гг. В 20-х годах было еще возможно работать среди верующих и распространять религиозную периодику «Unsere Kirche» — «Наша Церковь» или выходивший в городе Покровске в 1927—1929 гг. церковный календарь. Выпуск молодых пасторов был обеспечен благодаря специальному обучению, начавшемуся в Ленинграде в 1925 г. Более грозную опасность в глазах доктора Майера, лютеранского пастора, работавшего в это время в Москве, представляла не столько антирелигиозная пропаганда, которая почти не затрагивала общину, а разнообразная сектантская деятельность баптистов и методистов, которые отвращали паству от классического протестантизма [280, 98]. Однако положение лютеранской церкви в России стало к концу 20-х — началу 30-х годов ухудшаться. Прежде всего, это выразилось в дальнейшем уменьшении числа лютеранских прихожан и сокращении численности духовенства. Уже в начале 20-х годов в Москве один пастор д-р Майер, сам лютеранин, обслуживал как лютеран, так и кальвинистов. Синод пасторов, собравшийся в 1923 г., присвоил ему звание евангельского епископа Москвы. Его паства, первоначально насчитывающая 25 000 верующих, сократилась к середине 20-х годов до 8000 [280, 98]. Члены евангелической церкви, так же, как все сторонники «иностранной», западноориентированной конфессии, в основной своей массе относились к той части населения, которая считалась потенциальными политическими и идеологическими врагами режима. Постановление Президиума ВЦИК от 8 апреля 1929 г. «О религиозных объединениях» существенно ограничило права религиозных общин, содержало государственные санкции, которые воинствующие безбожники использовали против верующих. Об усилении борьбы с церковью свидетельствует рост основанного в 1925 году Общества воинствующих безбожников, которое 1 января 1928 г. насчитывало 3980 ячеек и 123 000 членов, 1 января 1929 г. — 8928 ячеек с 465 498 членами, в 1930 — 35 000 ячеек с около 2 млн. членами антирелигиозных пропагандистов [373, 41]. В Рождество 1928 г. началась антирождественская кампания. Введение непрерывной рабочей недели по постановлению Совнаркома СССР от 26 августа 1929 г. не давало возможности верующим отмечать религиозные праздники. Одновременно усилилась пропаганда за закрытие церквей. Часто тот, кто выступал против закрытия церкви, рассматривался как противник коллективизации. В 30-е годы с обострением отношений СССР с Финляндией и Германией усилилось давление правительства на российских финнов и немцев, представителей лютеранской церкви, проживавших в России. Официальное положение учения Сталина о росте классовой борьбы в период социалистического строительства подкрепляло активизацию антирелигиозной деятельности государственного политического управления и чрезвычайных судов. Члены политического управления контролировали деятельность церковных советов и отдельных прихожан лютеранских общин [373, 43]. Число лютеран в России продолжало уменьшаться прежде всего с сокращением немецкого населения. В целом, если в 1909 г. число лютеран составляло 1 094 344 верующих, среди которых 84% немцев, в начале 1920 — 1 136 000, из них немцев — 70%, то в 1926 г. их число снизилось до 900 000, из которых немцы составляли только половину [327, 49-50]. Причинами сокращения численности лютеран в стране явились не только массовая эмиграция немцев за границу, сокращение советской территории за счет ликвидации советской власти над Балтийским регионом, но и потери в гражданской войне, от голода и репрессий, особенно проявившие себя в конце 20-х—30-е годы. По свидетельству современного немецкого исследователя Хайнриха Рёммиха, к началу войны (1941 г.) 55 000 немцев находилось в концентрационных лагерях. Это были преимущественно мужчины в возрасте от 20 до 60 лет [373, 43]. Численность лютеранского духовенства снизилась со 190 духовных лиц в 1900 г. до 8 церковных служителей в 1936 г. К концу 1937 г. уже не существовало ни служащих в приходах пасторов, ни действующих приходов: жизнь и духовная активность лютеранских общин на время прекратилась [142, 52]. Лютеранские церкви закрывались, а священники и прихожане подвергались насилию. В 1936 г. прекратились богослужения в главной лютеранской кирхе св. Петра и Павла в Москве, ее последний пастор А.Штрек погиб в одном из сталинских лагерей. |