ЕВАНГЕЛИЧЕСКО-ЛЮТЕРАНСКИЙ ПРИХОД СВ. ЕКАТЕРИНЫ - РУССКАЯ ЛЮТЕРАНСКАЯ БИБЛИОТЕКА
|
2.1.4. Религиозная жизнь немцев в колониях Колонии немцев в России были объединены в округа, в основу организации которых был положен вероисповедный принцип. Во главе прихода как религиозной единицы стоял лютеранский или реформатский пастор или католический священник. Обязанности духовенства в соответствии с «внутренним распорядком в колониях Поволжья» состояли в том, чтобы добрыми советами и пастырскими наставлениями склонять прихожан к трудолюбию и «добропорядочному поведению», а также вести метрические записи о сочетавшихся браком, крестившихся и умерших [177, 12]. Духовным лицам был полностью передан контроль над церквами и школами, включая контроль за деньгами и поддержанием порядка в обществе. Лютеранские пасторы должны были, по крайней мере, раз в году посещать все колонии своего церковного прихода, наставлять прихожан в вере и проводить религиозные занятия с молодежью [351]. Наряду с проведением богослужений в нескольких церковных приходах, пастор или проповедник занимал первое место в преподавательском составе учебных заведений колоний и в качестве преподавателя Закона Божьего следил, чтобы ученики воспитывались в строго религиозном духе. Лютеранские пасторы учреждали также просветительские кружки (Bildungsvereine) и осуществляли издание специальной литературы. К началу Первой мировой войны в ряде городов и немецких колоний издавалось несколько десятков периодических немецкоязычных изданий (газеты, журналы, календари), из которых свыше 20% редактировалось и издавалось лютеранскими и католическими духовными лицами [194, 38, 46]. Значение пастора в жизни колонистов было велико. Пастор был религиозным лидером, наиболее образованной личностью среди прихожан, имел моральное влияние на дела прихода. В отличие от православного, лютеранское духовенство было преимущественно иностранным элементом внутри колоний, поскольку немногие из поволжских немцев могли получить духовное образование, не имея для этого ни необходимых финансовых источников, ни классического образования, ни расположенной поблизости семинарии [346, 43]. В университете в Дерпте учились по преимуществу прибалтийские немцы, которые в течение долгого времени и заполняли большинство волжско-немецких церковных кафедр. Кроме того, для немецких колоний специально выписывались пасторы из-за границы, преимущественно из Швеции, Саксонии, Пруссии, Голландии. Иногда различия этнического порядка, наряду с различиями социального и интеллектуального характера создавали проблемы в общении между духовенством и общинами. Препятствием к установлению взаимопонимания между пасторами и их прихожанами выступал даже язык — пастор говорил на «хохдойч» (литературный немецкий язык), в то время как паства использовала местный диалект. Укреплению отношений прихожан с пастором не могли способствовать и редкие встречи пастора со своей паствой из-за малочисленности протестантского духовенства в колониях. Известно, что в 1861 г. церковный приход (в среднем 6592 человека) обслуживался одним священником. В 1905 г. один пастор обслуживал около 13 000 человек, а в 1914 г. только 79 священников обслуживали население в полмиллиона [346, 42]. При этом всего 74 протестантские колонии немцев Поволжья имели 15 пасторов, которые из-за обширности и многолюдности приходов не находили времени для обучения собственных детей. В отдельных лютеранских приходах, особенно в отдаленных частях Российской империи, место пастора могло оставаться пустым на протяжении нескольких лет. Так, например, в течение трех лет пустовало место пастора в Пришибском евангелическо-лютеранском приходе. Занято оно было только после того, как колония согласилась удвоить скудные пасторские доходы [277, 257]. Содержание пасторов было заботой как правительства, так и колонистов. Первоначально правительство, следуя положению о свободном исповедании веры иностранных поселенцев Манифеста 1763 г., в течение ряда льготных лет содержало духовенство за свой счет. Из специальных колонизационных источников пастору выплачивалось по 600 тысяч рублей ассигнациями в год. Помимо этого пасторату отводился особый земельный участок от 60 до 120 десятин, который освобождался от всяких поборов [194, 29]. Кроме доходов и земельного участка, денежного жалованья и квартиры с отоплением, духовенство пользовалось еще более или менее значительными приношениями со стороны прихожан лютеранских церквей. От того кто платил пастору жалованье зависело, будет ли он избран приходом или назначен светскими властями. Если церковь и приход были основаны правительством, и жалованье пастору платила казна, приход считался «коронным» и пастора назначало правительство. Первоначально пастор утверждался министром внутренних дел на общем основании относительно коронных приходов, до того, как в 1904 г. право утверждения перешло к губернатору [49, 16]. Когда содержание пастора брал на себя приход, к нему переходило и право избрания. Приходское общество определяло содержание пастора особою вызывною грамотою. Отношения церковной и правительственной власти строились на взаимовыгодной основе. Правительство было заинтересовано в добропорядочных и политически лояльных гражданах, важную роль в воспитании которых играли духовные лица. Известно высказывание одного из немецких колонистов: «Русское правительство платило жалованье священникам, поэтому у них были определенные привилегии и почести и всякий, кто оскорбил священника, должен был отвечать перед правительством и подвергаться наказанию» [346, 43]. Закон, однако, предупреждал пасторов и патеров «не вмешиваться сверх указанной сферы ни в какие светские и духовному сану неприличные дела» [177, 12]. Интересы светских властей и духовенства колоний не всегда совпадали. Известно затруднительное положение, в которое попало духовенство в 1890-е годы, в связи с тем, что губернские власти потребовали от него поддержать обучение русскому языку в приходских школах. Религия была неотъемлемой частью жизни немецкого поселенца и занимала в ней одно из самых значительных мест. По словам одного волжского немца: «Лютеранская вера пропитывала каждую грань моей жизни со времени, когда я был ребенком. Наша жизнь вращалась вокруг нее почти также, как жизнь русского человека концентрировалась вокруг греческой православной церкви» [346, 42]. Церковь была для колониста особым местом, связывающим его с единоверцами и соотечественниками. Здесь он был крещен, конфирмирован и обвенчан, здесь искал утешения в тяжелые моменты жизни. Волжские немцы жили в небольшом приходском миру, который поддерживали традиционные опоры общества: семья, церковь и местная община. Характерно, что колонист идентифицировал себя не только по отношению к родным, месту рождения, но и по религиозной принадлежности. В личных описаниях волжских немцев часто встречаются определения типа «Она была Диновой», «Он пришел из Гримма», «Они были евангелистами» [346, 41]. В «Распорядке жизни» в немецких колониях Поволжья особым образом были оговорены обязанности прихожан, так как главнейшим долгом всякого христианина являлось «повиновение закону своей церкви». Все колонисты должны были неукоснительно посещать свои молитвенные дома в воскресенья и в указанные патерами и пасторами праздники [177, 13-14]. В немецких селениях церковь посещалась очень активно. Из всей семьи в воскресенье дома оставался только один человек. Поэтому на воскресных богослужениях церковь была всегда переполнена. По воскресным дням не работали, даже при уборке урожая или во время молотьбы. После двух лет со времени поселения колонистам вменялось в обязанность выплачивать денежный налог на содержание духовенства и учителей. Немецкие поселенцы в Поволжье платили колониальный налог, составлявший в 1879 г. 22 коп., который покрывал главным образом расходы Саратовской конторы и жалованье протестантскому и католическому духовенству [346, 30]. Для обеспечения поездок пасторов в общинах собирались деньги на разъезды или транспортные средства [351, 57]. Колонисты были готовы вносить большие суммы денег в качестве пожертвования на строительство церквей. Участие в церковном строительстве считалось почетным. Предусматривались и меры принудительного воздействия на невыполняющих свои обязанности членов религиозной общины. Те, кто без уважительной причины будет «избывать молитвы», на первый и второй раз должны были подвергаться увещеванию, а потом «приводиться на путь истины» посредством денежного штрафа в 10 коп. Причем если такая пеня взята будет в течение года 3 раза, а виновник не исправится, то наряду с удвоением пени к нему применялись принудительные общественные работы в течение одного дня [177, 13]. Религиозное обучение дети получали не только в семье, но и в школе. Потребность в школьном обучении у протестантов непосредственно связана с конфессиональной принадлежностью. Лютеране ставили своей основной целью сознательное усвоение истин веры. Немецкая школа в колониях сохраняла черты, данные ей реформационным движением, считалась средством сообщения народу основ веры, в известном смысле она делала из своих воспитанников приверженцев лютеранского вероисповедания. Наряду с этим она способствовала овладению колонистами элементарной грамотой и сохранению самобытности немцев в России. Образование и религиозное обучение были тесным образом связаны между собой, начиная с самого первого этапа — овладения грамотой. Книгой, которую колонист знал лучше других и чаще всего читал, была Библия. Кроме того, почти в каждой семье имелись сборник церковных песнопений, нравоучительные книги, церковный календарь. Об образовании в колонии заботились учителя и духовные лица. Нередко учитель одновременно был и кюстером (помощником пастора), и сельским писарем. Если в селе не было церкви, то школьное здание становилось также и местом молитвенных собраний. Школа была в каждом немецком селе, вплоть до 1891 г. преподавание велось только на немецком языке [383, 55]. С конца XIX в. начался процесс русификации народного образования, школы все чаще стали переводиться на русский язык. Немецкие дети обучались, главным образом, в специальных немецких школах. До 1880 г. эти школы подразделялись на два типа — одни состояли в ведении Министерства Государственных имуществ, другие в ведении Министерства Внутренних дел. Первые школы находились в поселении немцев-колонистов (колонистские), вторые (лютеранские) иногда назывались протестантскими [127, 9]. Всего по школьной переписи 1911 г. в России насчитывалось 1500 инославных школ [127, 13]. Большим авторитетом пользовались немецкие школы в городах Санкт-Петербурге, Москве, Одессе. Вместе с детьми немецкой национальности в них обучались русские и украинцы. |