ЕВАНГЕЛИЧЕСКО-ЛЮТЕРАНСКИЙ ПРИХОД СВ. ЕКАТЕРИНЫ - РУССКАЯ ЛЮТЕРАНСКАЯ БИБЛИОТЕКА
|
3.2. Латыши-лютеране в России Латыши наряду с эстонцами, шведами и финнами принадлежат к тем национальностям, которые исповедуют преимущественно лютеранскую веру. В Латвии идеи Реформации получили распространение уже в XVI веке. Основная масса крестьян-латышей становилась лютеранами автоматически, вслед за переходом на сторону Реформации их феодалов. Принятие лютеранства способствовало развитию национального языка и повышению народной грамотности, поскольку вводилось богослужение на родном языке, а обычай конфирмации требовал элементарной грамотности верующих. В конце XVI века на латышском языке появились первые книги, число которых за XVI—XVIII вв. возросло до 50. Среди них: катехизисы, словари, азбуки и ряд мелких печатных изданий [149, 112]. Лютеранские пасторы делали многое для сохранения и развития латышской культуры. Ими было положено начало латышской письменности и организации народного обучения [63, 7]. Эмигрировавшие в Россию латыши пополняли число живущих в стране лютеран, следовали обычаям и обрядам латышской лютеранской церкви. Первоначально численность латышей в России была незначительной. Подавляющая их часть расселялась в XVIII веке в Прибалтике. По IV ревизии на их долю здесь приходилось 49,3%, а по V — 49,8%, т.е. около половины населения региона. Лишь небольшое их число находилось на территории России — в Псковской губернии (III ревизия — 0,06%, V ревизия — 0,07%) [86, 218]. Основная масса переселенцев-латышей прибыла в Россию из Лифляндской и Курляндской губерний во второй половине XIX века. Причем, большая часть латышей переселилась в 1860—1890-е годы. Начавшаяся в 80-е годы волна латышской эмиграции продолжалась до 1917 года. Причины массового переселения латышей были преимущественно экономического характера: рост процесса обезземеливания крестьян и их тяжелое положение в Прибалтийском крае. Целыми группами эмигрировали в Россию крестьяне, мелкие арендаторы, испольщики. Основной приток латышей приходился на близлежащие российские губернии: Витебскую, Псковскую, Петербургскую, Новгородскую. Латышей привлекали в России свободные земельные пространства, приобретаемые ими, по приезде, на льготных условиях. Вместе с тем латыши находили применение своего труда в качестве мастеров-маслоделов и сыроваров, в занятиях традиционных на родине. Их поселения известны в волостях с развитым животноводством и в районах промышленного маслоделия [32, 7]. Большая часть латышей-крестьян, приезжавших в город, становилась рабочими [287]. Среди переселившихся в Россию латышей не было конфессионального однообразия: часть их была православной, а латыши-латгальцы — католиками. Однако значительное большинство латышей принадлежало к лютеранской вере. Поселяясь на территории России в XIX веке, латыши образовывали по месту их территориального размещения лютеранские общины, входившие в Петербургский либо Московский консисториальный округ. В 1904 г. латыши лютеранского вероисповедания составляли в Петербургском консисториальном округе — 26 800, в Московском — 22 000 человек [373, 24]. Латышское лютеранское население городов было немногочисленным, лишь только в Санкт-Петербурге и Москве существовали значительные латышские общины (соответственно 7000 и 2000 человек) [360,VI, XV]. Петербург в XIХ веке был особенно притягательным пунктом для латышей. Латыши появились в городе несколько позднее, чем эстонцы, и первоначально их число было меньшим. Однако к началу XX века численность латышского населения значительно возросла, что видно по данным реконструкции этнического состава населения Петербурга, сделанной на основе переписей, проведенных во второй половине XIX—начале XX веков [285, 194]. Помимо численно преобладающих латышей, признающих родным языком латышский, в городе проживала определенная часть немецкоязычных и русскоязычных латышей, что отражает существовавшие в тот период тенденции к ассимиляции латышского населения, подвергавшегося немецкому и русскому влиянию. Поскольку обучение в Прибалтике велось на немецком языке, значительное число латышей было немецкоязычным. В отличие от эстонцев, тяготевших к родственным им по языку финнам, немецкая ориентация латышей сохранялась в Петербурге на всем протяжении второй половины XIX—начала XX веков, о чем свидетельствует рост числа немецкоязычных латышей в городе. Не владея достаточно хорошо русским языком, латыши нанимались здесь на работу в немецкие мастерские и посещали немецкие клубы [284, 35]. Когда в Петербурге не существовало еще ни латышского, ни эстонского приходов, латыши посещали немецкую церковь. Тесный контакт латышей с немцами в городе продолжался и дальше, поскольку образованный впоследствии приход объединял латышскую и немецкую общины, а церковный совет прихода состоял из членов той и другой национальности [360, 35]. Увеличению числа русскоговорящих латышей в Петербурге способствовало длительное проживание их среди русского населения, перевод обучения в Прибалтике на русский язык и политика правительства, направленная на ассимиляцию этнических меньшинств. Значительный рост числа латышей, говорящих на латышском языке, к началу XX века был связан с переселением в город неассимилированных латышей крестьянского происхождения. Причины, двигавшие массы латышей к переезду в Петербург, — те же, что побуждали латышей к миграции в Россию в целом. С обезземеливанием крестьянского населения, вызванным началом развития капиталистических отношений в Прибалтике, появилось множество людей, ищущих работу и заработок на стороне. Латышей принимали трудиться в городе на земляных работах, в мощении улиц, на строительстве железных дорог, на неквалифицированных работах на фабриках. Кроме того, латыши приезжали в Петербург, чтобы получить образование, поступив в учебные заведения, которые не были столь онемечены в столице, как на их родине [284, 35]. Особенностью расселения латышского населения в городе являлось отсутствие сколько-нибудь значительной концентрации латышей в одном из его районов. Возможно, это было связано с гораздо более поздним появлением латышей в столице по сравнению с иными этническими группами. Латыши, жившие в Петербурге, распределялись следующим образом. В 1869 году более половины их принадлежала к военным — 52%, крестьяне составляли — 27%, мещане — 17% [285, 196]. Многие латыши занимались ремеслом и работали на заводах. Напротив, сравнительно небольшой по численности была живущая в городе латышская интеллигенция, представители которой принимали участие в национальном латышском движении. До начала XIX века петербургские латыши не имели ни богослужений на родном языке, ни своих проповедников. В церкви кадетского корпуса, наряду с проведением служб на немецком и эстонском языках, лишь в 1801 году начали совершаться латышские богослужения. Позже, с помощью дарственной суммы в 12 000 рублей, предоставленной императором Николаем I, стало возможным заложить фундамент лютеранской церкви на Загородном проспекте, а 3 июля 1849 года освятить новопостроенный божий дом во имя Иисуса [308, 68]. Церковь, называемая в народе латышской, стала средоточием культурной жизни латышского населения в городе, в ней собиралось на воскресные богослужения большинство латышей-лютеран столицы. Церковь посещала и немецкая община, которая по числу членов значительно уступала латышской. По статистическим данным 1906/1907 гг. в латышско-немецкий приход церкви Иисуса входили латышская община, насчитывавшая 10 000 прихожан, среди которых было 7400 латышей и 2600 немцев, и немецкая община, состоявшая из 400 латышей и 1400 немцев. Число конфирмированных составляло соответственно в латышской общине — 67, а в немецкой — 32 человека [360, 36]. Разделение латышей по общинам, очевидно, было следствием их разноязычности. Доля иноземцев в Москве, городе по преимуществу русском, была заметно менее значительной. Среди них определенную часть составляли латыши. В переписи (12 декабря) 1871 года в числе инородцев, проживавших в Москве, учтено 64 латыша, среди которых было 17 военных, 15 ремесленников, 8 дворян и 3 купца. Большинство их исповедовало лютеранскую веру, 13 — католическую и 3 человека — православную [16, 1]. Возможно, численность латышей в городе была большей, но поскольку критерием определения национального состава в переписях населения XIX века служил родной язык, а значительная часть латышей была немецкоязычной, трудно определить реальное число московского латышского населения в тот период. Известно, что по первой всеобщей переписи населения Российской империи 1897 года численность латышскоязычного населения в Москве выражалась в следующих цифрах: общее количество латышей равнялось 710, из них мужчин 529, женщин 181 [172, Т.XXIVI, 63]. Не имея своего церковного прихода, латыши в Москве первоначально в качестве «латышскоязычной группы» присоединялись к немецкой лютеранской общине св. Петра и Павла. Приход церкви св. Петра и Павла был самым представительным в городе по числу прихожан (он насчитывал 17 000 верующих) и в первой четверти ХХ века включал 2000 латышей-лютеран. Кроме того, викариат Московской губернии обслуживал 1000 верующих, из которых 30 были латыши [360, 8]. Одно время Москву считали центром для всех живущих во внутренних границах России латышей. В 1917 году здесь была основана отдельная латышская консистория. В том же году в городе оформилась при приходе св. Петра и Павла самостоятельная латышская община [339, 212-213]. Помимо городских общин, с усилением волны миграции латышей в Россию спорадически шел процесс основания в различных губерниях латышских колоний. Основная масса латышского населения в России оседала на земле. В Петербургском консисториальном округе латыши сосредотачивались в Петербургской губернии, занимая, преимущественно, южную ее часть. Они селились также в Псковской, Новгородской, Ярославской, Смоленской губерниях и на Кубани. Небольшое число латышей-лютеран проживало в окрестностях Санкт-Петербурга, в Петергофе и Кронштадте, в последнем имелся немецко-латышский приход св. Елизаветы. Из наиболее значительных приходов во внутренних губерниях России, принадлежащих к данному консисториальному округу и насчитывавших свыше 1000 прихожан-латышей, следует назвать следующие: Псковско-Лаврский приход, который включал 6170 лиц латышской национальности, приход св. Иакова в Пскове с 2289 латышами, а также приходы Торопца и Смоленска, которым соответственно принадлежали 2562 и 1175 латышских лютеран. Число латышей на юге России было небольшим, и они сосредотачивались во втором южно-русском пробстве. Здесь находились немецкие лютеранские приходы, которые включали немногих латышей: так, в Людвигстале числилось два лица латышской национальности, в Розенфельде — пять. Выделялся церковный приход Екатеринослава, в котором латыши-лютеране составляли 150 человек. Евангелическо-лютеранские колонии, принадлежавшие к Московскому консисториальному округу, находились в Калужской, Тверской, Орловской, Симбирской, Саратовской губерниях, в Златоусте, а также в Сибири — в Томской, Тобольской, Омской землях и на Енисее, где латышское население исчислялось не одной тысячей. В отличие от других, латышские колонии в сибирских губерниях были колониями ссыльных [360,VI, XVI]. В Московском консисториальном округе помимо значительной общины латышей в Москве выделялся церковный лютеранский приход Златоуста, включавший 3497 латышей. От одной до трех сотен прихожан латышской национальности входило в такие приходы Московского консисториального округа, как Орловский — 320, Тулы-Калуги — 277, Твери — 300; десятки латышей-лютеран принадлежали к приходам в Казани, Нижнем Новгороде, Оренбурге, Пензе, Воронеже, Пятигорске, Екатеринодаре. Существовало латышское лютеранское население и в Поволжье, где в приходах преобладали немцы. В Царицыне-Дубовке их насчитывалось только 25, в Самаре — 26, в Астрахани — 10. Больше всего латышей-лютеран было в Саратовской и Симбирской губерниях, где их численность составляла соответственно 256 и 275 человек. В Сибири численность латышей-лютеран в приходах также была неодинаковой. Наиболее крупными лютеранскими приходами здесь были Тобольск-Рыжково, насчитывавший 2400 латышей, Омск и Омколония — 1000 латышей, Нижняя и Верхняя Буланка — 500, Томск-Барнаул — 500. Кроме того, в Иркутском приходе состояло 150 латышей-лютеран. Самый отдаленный от центральных районов лютеранский приход Владивостока насчитывал 693 латыша, живших как в городе, так и в рыбацких поселках. Поселившиеся в России латыши-лютеране, ведя хозяйство на новых землях, показали себя хорошими сельскими хозяевами. Лютеранская религия укрепляла исторически сложившееся стремление к труду, вырабатывая в латыше миросозерцание, в силу которого человек приходил к убеждению, что он должен в поте лица своего добывать хлеб, не ожидая ничего от других, жить для труда, веря, что Бог помогает тому, кто помогает себе [101]. Несмотря на преобладающее русское окружение, латыши не поддавались его влиянию, но, напротив, воздействовали со своей стороны на него экономически. Вместе с хозяйственными навыками и умением обрабатывать землю латыши принесли и стали культивировать на новых землях особые культуры. Известно, что в 20-е годы ХХ века латыши из Курляндии выращивали в Сибири землянику [353, 156]. От коренных жителей латыши отличались грамотностью и стремлением к образованию [37, 26]. Они должны были знать грамоту для того, чтобы быть конфирмированными в лютеранской церкви. Распространению различных знаний среди лютеран-латышей способствовали пасторы, как правило, высокообразованные люди. Среди них было много лиц немецкой национальности. Одним из первых деятелей на поприще латышского просвещения был пастор Фюрекер, женатый на своей крепостной латышке, умерший в 1650 году и оставивший после своей смерти рукописи латышской грамматики и словаря и более 100 духовных песен [63, 7]. Латыши-лютеране, жившие в России, получали хорошее образование в церковно-приходских школах. Лютеранская религия для проживающих в иноэтническом и иноконфессиональном окружении латышей способствовала сохранению ими своей национальности. Один из православных священников Великолуцкого уезда, отзываясь о лютеранах-переселенцах Псковской губернии, особо отмечал, что, благодаря наставительным убеждениям пастырей, они питают бесконечную привязанность к своей религии и не видят для себя никакой пользы от перехода из лютеранства в православную веру [37, 14]. Обратное случалось, когда прибывших на места поселения латышей без разбора причисляли к лютеранам, среди них и тех, кто прежде исповедовал православие. Однако закон строго запрещал какую-либо пропаганду лютеранства и переход православных в лютеранскую веру. Латыши, как и другие лютеране, жившие в России, отмечали общие для христиан праздники: Рождество, Пасху, Троицу, но имели особую традицию в проведении кладбищенских богослужений. Кладбищенские богослужения обычно приходятся у латышей, особо уважающих память об умерших, на летние месяцы: июнь—август. В этот период проходили и проходят в Латвии на разных кладбищах богослужения. Они короче церковных: опущена общая исповедь и сакраментальная фраза «Господь да будет с вами». За соответствующей проповедью пастора следует общая молитва присутствующих за усопших. Известно, что в первой четверти ХХ века в латышских лютеранских общинах в Сибири еще жила традиция проводить ежегодно кладбищенские богослужения [353, 153]. Живя в иноэтническом окружении, латыши также подвергались его влиянию, постепенно утрачивали родной язык, что было характерно для молодого поколения, родившегося и выросшего вдали от исторической родины. Между тем, в местах компактного поселения латыши составляли свои лютеранские общины, где имелся латышский пастор, и богослужения велись на латышском языке, им легче удавалось сохранить свои национальные традиции. Напротив, в селах и городах, где латыши были немногочисленны, жили изолированно от основной массы латышского населения и не имели возможности образовать латышскую лютеранскую общину, они скорее подвергались ассимиляции. Первоначально, в борьбе за интересы своего народа латыши противостояли немецкому влиянию, которое особо остро ощущалось латышами в Прибалтийском крае. Однако немецкое влияние, хоть и в меньшей степени, латыши испытывали и при переезде в Россию — в Петербургскую, Псковскую и другие губернии. За несколько десятилетий до Первой мировой войны противоречия между нациями в социальной и культурной сферах особенно усилились. В 60—70-е годы XIX века возникло младолатышское движение, целью которого было поднять материальный и культурный уровень латышского народа. Оно отражало стремление латышей к консолидации для отстаивания своих национальных интересов. События в Прибалтике затрагивали и латышское население в России. Когда в 1915 году фронт приблизился к остзейским провинциям, латыши лютеранского вероисповедания бежали от войны вглубь государства или следовали за перемещением целых фабрик из Курляндии и Лифляндии. По данным Генерального секретаря Консистории ЕЛЦ в Петрограде фон Гернета общее число евангелического населения в Петербургском и Московском консисториальных округах составляло в 1917 г. 1 245 000 человек, из них 67 000 были латыши. Среди членов евангелических общин в России в конце 1921 года состояло 150 000 латышей [339, Beilage, 1]. С ростом национального самосознания и развитием латышского движения актуальной стала задача создания самостоятельной церковной структуры, решить которую стало возможно с обретением Латвией национальной независимости. В 1917 году в качестве первого руководящего органа была образована Латышская консистория в России, во главе которой встал Карл Ирбе. До 1920 года он руководил латышскими общинами в Москве, пока не получил приглашения от латышских общин на родине и не стал первым епископом Евангелическо-лютеранской церкви Латвии. После его ухода взял на себя руководство латышскими общинами в России епископ Иоганн Грюнберг, живший в Петрограде [339, 212-213, 214]. Однако со смертью Грюнберга единство латышских общин распалось, и последовало дальнейшее ухудшение их духовной жизни. Особой проблемой явилось отсутствие должного пасторского служения во многих из латышских общин. Недостаток пасторов в евангелическо-лютеранских церквях России стал особенно ощутим по завершении Первой мировой войны и самым чувствительным образом коснулся именно латышских общин, наряду с эстонскими и финскими. Не хватало, прежде всего, образованных пасторов: Иоганн Грюнберг, служивший в латышской церкви Иисуса в Петрограде, остался с уходом Ирбе единственным пастором, который получил специальное теологическое образование в Дерпте. Некоторые латышские пасторы в России служили в немецких общинах, среди которых были пастор Леста до 1922 г. во Владивостоке, пастор Зиббул — до 1920 года в Иркутске и пастор Неедол — в Златоусте [339, 215]. Общины выходили из положения по-разному: одни избирали «чрезвычайных» пасторов, в других служили старосты. «Церковные опекуны» в латышских лютеранских общинах были почтенные люди, которые исполняли определенные обязанности, в том числе заведовали религиозным обучением детей, исполняли богослужебные чтения, молились с больными и умирающими, но не причащали верующих [353, 76]. В латышских общинах служили лица с совершенно различной степенью подготовки, из которых немногие имели духовное образование. После 1918 года в России все большее число людей становилось пасторами без традиционного теологического образования, восполняя, таким образом, в лютеранских общинах недостаток в служителях культа. Из одиннадцати таких пасторов пятеро были латыши, которые вели богослужения в латышскоязычных общинах [339, 215]. Еще в 1928 году у руководства оставался латышский пробст Ляппинг, пасторами служили латыши Заалитис, Гранц, Камолс, Мигла, Винегерс, Францис, Швалбе, Креегерс и др. [340, 142]. После смерти Грюнберга положение осложнилось с развитием внутреннего кризиса в церкви, от которого страдали и распадались лютеранские общины. С обострением противоречий приходил конец организованной общинной жизни. Уже в 1923 году в Петроградском районе среди латышей образовались два враждебных друг другу лагеря [339, 217]. Забота о латышских общинах в стране стала задачей общего руководства, выполнению которой мешал местный сепаратизм. В латышских общинах существовала оппозиция, противопоставлявшая себя центру, которую отметил во время своей поездки по Сибири в 1925 году епископ Евангелическо-лютеранской церкви Теофил Майер. Некоторые латышские общины не признавали его официальным лицом Лютеранской церкви в России. «Чрезвычайные пасторы» отстаивали полную самостоятельность латышских общин в Советском Союзе. В некоторых районах Сибири, где на хуторах проживало немалое число латышей, на богослужения Т.Майера приходили единицы [353, 114, 151]. Причинами снижения в 20-е годы численности латышей-лютеран были эмиграция, большая смертность во время гражданской войны и советская антирелигиозная пропаганда. По конфиденциальному сообщению о внешнем и внутреннем положении Евангелическо-лютеранской церкви в России из 900 000 верующих лютеран в 1926 году латыши составляли 80 000 [339, 8]. Затем наступило время, самое трагичное для Евангелическо-лютеранской церкви в России в целом, и для латышских общин в частности: ликвидация церковных организаций; закрытие церквей, репрессии пасторов и прихожан. Прежде всего, осенью 1930 года решилась судьба западной группы латышских лютеранских общин страны, с уничтожением церковных организаций в городе и на селе в районах Витебска, Минска, Полоцка, Могилева, а вместе с тем Смоленской области, принадлежавшей РСФСР. Латыш по национальности, пастор в Смоленске Густав Швалбе был расстрелян 30 сентября 1930 года по обвинению в контрреволюционной деятельности. Многие лютеранские пасторы подверглись подобным акциям. Известно, что пастор Залит (Заалиитис) латышской общины Иисуса в Ленинграде был арестован 21 января 1934 года. На волне репрессий 1933/34 годов арестовали латышского пастора Витола, который с 1924 по 1927 год служил в общине Могилева, а затем в немецкой общине в районе Луганска на Украине. Московские латыши понесли утрату со смертью в возрасте 63 лет пробста Ляппинга (Лапиньш). Дольше других оставался на службе пастор Мигла, который работал первоначально в Ленинграде, уехал затем в Псков. О постепенном сокращении его деятельности в приходе говорят данные о числе конфирмируемых: в 1930 году он конфирмировал 82, в 1932 — 5, в 1934 только двух молодых людей [340, 142]. Осенью 1937 года и этот последний пастор латышской общины был арестован [339, 222-223]. По свидетельству пастора Е.Бахмана, братья Александр и Ян Мигле служили в латышских общинах в Ленинградской области. В 1937 г. оба брата были одновременно арестованы. О дальнейшей судьбе пасторов ничего не известно. С исчезновением пасторов наступил конец жизни общин, ускоренный закрытием лютеранских церквей. В 1924 году закрыли церковь в Вологде, в 1928 — в Великих Луках, в 1929 — в Пскове и Смоленске, в 1930 — в Витебске и Полоцке [340, 141]. Латышская церковь Иисуса в Ленинграде долгое время оставалась одной из немногих незакрытых лютеранских церквей. В Сочельник, 24 декабря 1937 года, когда остальные лютеранские церкви в городе были закрыты, в ней собралось множество лютеран, съехавшихся из разных концов города. Не имея ни пастора, ни органиста, ни самого богослужения, лютеране разных национальностей исполняли в церкви духовные песнопения. Для многих из них возможность посещать лютеранскую церковь была утрачена затем на долгие десятилетия, а для некоторых навсегда [139, 5]. В годы сталинских репрессий латыши оказались в числе тех, кто в качестве кулаков, бандитов и националистов был сослан в Сибирь. Латыши-спецпоселенцы расселялись в Красноярском крае, Амурской, Иркутской, Новосибирской, Омской и Томской областях. По сведениям о количестве спецпоселенцев, состоящих на учете, по состоянию на 1 июля 1950 года число латышей, высланных из Прибалтики, составляло 39 099 [66, 163, 181]. Среди них были и те, кто сохранил в тяжелых условиях личную веру, и теперь они возвращаются в возрожденные латышские лютеранские общины в России. Возобновление деятельности латышских лютеранских общин в России падает уже на послеперестроечное время и не имеет тех масштабов, которые существовали до Октябрьской революции, однако удовлетворяет в настоящее время духовные потребности целого ряда людей. Один из примеров — действующая ныне в Москве латышская лютеранская община св. Петра. Первое свое богослужение община провела в 1989 году, ранее всех других лютеранских общин, существующих теперь в городе, а официально зарегистрировалась 7 октября 1990 года. Число членов общины, преимущественно латышей, составляет около 50 человек. Они собираются в специально построенной церкви св.Петра, расположенной на территории Латвийского посольства (ул.Чаплыгина, 3). Созданная по индивидуальному проекту, церковь внешним видом и интерьером напоминает о традициях прибалтийского зодчества. Богослужение совершается один раз в месяц и длится около двух часов. Основной язык богослужения — латышский, однако проповедь переводится на русский, поскольку не все члены общины знают латышский язык. Желающие прихожане могут причаститься. Члены латышской общины интересуются жизнью в Латвии, получая информацию от приезжающего пастора, имеющего там собственный приход, а также из латышских газет, книг, от других прихожан. В латышской общине в Москве соблюдаются церковные обычаи и обряды, традиционные в Прибалтике, к которым относятся и служба в День поминовения усопших. Обычно служба проводится осенью, когда прихожане общины собираются на могиле неизвестного латыша на Введенском кладбище города. В Санкт-Петербурге здание латышской лютеранской церкви более не существует [252, 159]. Однако там собралась небольшая латышская община, которая проводит свои богослужения в четвертое воскресенье каждого месяца в церкви св. Екатерины на Васильевском острове. Кроме того, и в Москве, и в Санкт-Петербурге латыши являются прихожанами и других лютеранских общин, преимущественно немецкой традиции. Традиционные черты в праздновании Рождества и Пасхи сохранились у сибирских латышей. По данным проведенного во второй половине 1980-х годов опроса Рождество отмечают 51,8%, а Пасху — 70,6% латышей Западной Сибири [126, 127-128]. Сейчас имеются тенденции к возобновлению деятельности латышских общин в Башкирии и Сибири (Красноярск). Расширение процесса возрождения латышских лютеранских общин в стране можно считать началом возвращения к утраченной духовности и традициям предков, что особенно важно в условиях тяжелого духовного кризиса в России, когда материальное благо становится для многих основной целью в жизни. |